Бой окончательно стих. Я послал людей из отряда Камнепад найти столько аркебуз, пуль, пороха и бомбард, сколько они смогут… Хотя с последним вышла проблема. Дело в том, что налетевшая рыцарская конница не придумала ничего умнее, чем разрушить «бесчестное оружие».
— Они заметили ловушку раньше положенного, — сетовал Эжен Броганде. — А ещё те ублюдочные братья-рыцари. Они положили никак не меньше тысячи, клянусь Богом!
— Тысячи? — насмешливо спросил Гарда. — В бою свойственно преувеличивать подвиги… Как можно было положить тысячу? Не спорю, что их доблесть велика, но тысячу? Ты просто пытаешься оправдаться за то, что не смог спасти гром-орудия.
— Успокойтесь вы оба, — отрезвил обоих барон Горди. — Вдобавок — мы же захватили эти их аркебузы. Сейчас, по вашему приказу, производится подсчёт, однако я могу заверить, что не менее шестидесяти аркебуз, пули к ним и пороховой порошок у нас будут.
— Вот это я хотел бы услышать, — ответил я, грозно взглянув на переругивающихся наёмников. — Чего вам не хватает, судари? Золота? Женщин? Золотых женщин? Одно дело делаете и получаете плату с моего кармана, так не ссорьтесь, а делайте своё дело, за что я вам и плачу. От вас обоих жду отчёт о потерях и сколько раненных. Барон — отчитаетесь за моих людей.
— Будет исполнено, — склонился барон Баркс, тут же развернувшись и пошёл в сторону моих солдат.
— Я вас не задерживаю, Гарда, Эжен…
Те бросили друг на друга взгляды полные презрения… И когда только посраться успели?
— Зоопарк, — вздохнул я, не заботясь о том, что меня услышат.
— Что-что, прости? — послышался мелодичный голос Розы. Рядом с девушкой присутствовал Мыцарь… Мальчик выглядел задумчивым. Мыцарь полностью использовался нами в бою, потому как в его боевых навыках никто не сомневался. В руках у мальчугана был боевой молот, которым он, пользуясь своей силой, натурально сминал доспехи.
— Ничего…
— Ты выглядишь грустным и уставшим, — заметила женщина. Я лишь бросил взгляд в сторону людей, которые сейчас собирали трупы. Мы не проиграли и нам не было нужды покидать поле боя. Достоверно стало известно, что Эгбер Ульра и братья Томас и Деймос Весты смогли собрать часть войск и сбежать. Вроде как они рассеялись по местности… То есть враг полностью не разгромлен. — Устал — понятно. Но грусть… Ты опечален тем, что того петуха-Регена посвятили в Рыцари?
— Эй, — донеслось от сира Яна, который как раз обирал одного из рыцарей, давно погибшего. Сир Ян сейчас изучал содержимое его кошеля. — Между прочим — петухи это очень гордые птицы.
— По вам видно, — сострила женщина.
— Да иди ты, — фыркнул сир Ян.
Я вновь осмотрелся. Вдали виднелись люди, слышалось лошадиное ржание. Выжившие обирали мертвецов, а после тащили их в кучи. Обычно, когда умирает фловеррумец — его хоронят в семейном склепе. Притом могут как захоронить урну с прахом, так и целиком тело. Первый вариант используют крестьяне и горожане, не богатые аристократы. У богатых же аристократических родов — есть целые дворцы для захоронения потомков, склепы, богатству которых позавидуют многие. Фарет и Гарет потеряли отца, по-хорошему — его тело надлежит взять во Фловеррум, в родовое поместье Рентилей и захоронить там.
— Меня мало волнует какое звание сейчас получил Лихт… — я развернулся и устремился к Фарету и Гарету. Они стояли чуть поодаль от развернувшегося побоища. Воины дома Рентиль громко объявили о моём приходе и поклонились. Фарет и Гарет стояли над трупом своего отца. С мужчины не сняли доспехи, лишь его лицо выдавало в нём Эдварда Рентиля. На нём застыла гримаса… будто бы неверия в происходящее. Рядом стояли Графы и их наследники. Эгберт Шолмин, Адольф Рантмор, Риман Реген и его сын, новоявленный «Кровавый Рыцарь», Нордлан Ренз и Подрик, Гердун Алимвилль, о чём-то шептавший что-то на ухо Лихту, Дориан Грант, Голун Алмор, наследник Графа Хорсуна Алмора. Гарет, казалось, плакал, Фарет же мрачно смотрел на лицо отца. Моего же отца тут не было, как и Графа Альмона Долфа, оба отправились пообщаться с сиром Эккером Кередом, который командовал конницей. — Мои соболезнования, — я подошёл к Фарету и положил ему руку на наплечник.
Эдвард Рентиль был довольно разумным аристократом и самое главное — он был моим дядей, старшим братом моей матери. Разумеется не только от того, что был потерян политический актив — меня сейчас бросало в грусть…