"Хорьх" мягко катил по мощеной булыжником тенистой аллее, по бокам обсаженной стройными тополями. А слева и справа от аллеи раскинулись рапсовые поля.
Коротко просигналив, белобрысый гауптшарфюрер легко обогнал крестьянскую повозку, доверху нагруженную самым натуральным хворостом.
– Прям, как на гравюрах Бреггля, – подумалось Ольгису.
– Ну вот, через семь минут будем в замке, – сказал Поль, – я надеюсь, вы проголодались, потому как на обед нас ждут свиная нога по – швабски и превосходное местное пиво!
Ольгис и правда был слегка голоден. …
Приглашенных на совещание в Наркомат вооружений собирали по списку согласованному с Олегом.
Когда Снегирев вошел в совмещенный с кабинетом наркома зал, там он увидел и маршалов – Клемента Ворошилова с Семеном Буденным, и генералов Жукова, Тимошенко, наркомов – будущих министров – Косыгина, дипломатов – Молотова, Громыко, ученых…
Путь наверх
1.
Было седьмое октября.
Уже два года, как они расстались. А тоска не проходила.
Нет, не боль.
Боль – это понятие неверно отражало истинные муки Олеговой души.
Именно тоска.
Была именно тоска, как точное, адекватное реальности – осознание потери.
Осознание ее безвозвратности.
Вот что создавало чудовищную пустоту, что мучила сильнее любой физической боли.
Когда из под души убирают фундамент веры и надежды.
Фундамент стимула жизни и маяка.
Маринка.
Маяк и стимул жизни.
Неужели нету там – наверху клавиши "love me – ener"?
Не может того быть, чтобы ее не было!
Ведь в электронных игрушках, если играть не по правилам – есть коды вечной жизни и пароли для прохода сквозь стены…
А свобода выбора?
А как со свободой выбора, гарантированной самим Творцом?
Нет – это не то!
Есть клавиша!
Ведь был же доктор Фауст.
И Маргарита полюбила после того, как доктор доступ к той клавише себе…
Выторговал?
Или, может быть, заслужил? …
Было седьмое октября.
С утра, противно барабаня по жестяному скату крыши, шел дождь.
Уже пол-часа, а может и час – как Снегирев не спал.
Но глаз не размыкал.
Лежал на животе, скинув неудобную подушку на пол.
Маринка!
Где ты?
И почему ты не со мной?
Вчера вечером он снова через весь город ездил к ней под окно.
Остановил машину в тридцати шагах от ее парадного.
Выключил радио.
И принялся глядеть на десятый этаж.
Свет в ее окнах не горел.
И к телефону она тоже не подходила.
Только на пятнадцатом гудке срабатывал автоответчик – ее высоким, почти писклявым голоском прося извинения, за то, что хозяйки нету дома.
Седьмое октября.
Он понял это седьмого октября.
Он понял, что она – смысл его жизни. ….
Что мы знаем о времени?
Avez vous l heur?
Дурацкий вопрос задают французы кстати, однако, когда желают узнать, который час…
Итак, что нам известно о времени?
Ничего!
Ничего неизвестно.
Время – это неотъемлемое свойство нашего мира, через которое мы наблюдаем его изменчивость…
Или, время – это функция нашего мира?
Олег усмехнулся, порадовавшись своей мысли о том, что электронные виртуальные игрушки как бы стали тем необходимым наглядным пособием, тем недостающим доселе детским ящиком с песочком, в котором могли теперь вырасти новые философы…
Ведь компьютерная игрушка – это модель того самого мира, в котором мы живем.
Вон они – бегают там на экране – солдатики… Целые армии… И ты – для них – воплощенная Судьба… Бог…
Ты можешь…
Ты можешь убить и воскресить…
Послать в огонь и в воду.
Сжечь и утопить, а потом – снова вернуть их к исходной точке, где солдатики были живыми и здоровыми.
Но если двигая мышью и гоняя ею по монитору полчища игрушечных воинов не просто тешить свой угнетенный жизнью эгоизм, но и думать… Но и думать, что есть суть модулирование временем игры? Что такое остановка игры? Что такое сохранение позиции игры в памяти компьютера? И что с философской точки зрения модели этого виртуального мира есть возврат на заранее сохраненные позиции, если воин погиб, если погибла армия?
Да!
Олег ухмыльнулся, поднялся из любимого кожаного кресла и пошлепал на кухню, варить кофе.
Что есть эта модуляция времени?
Ведь можно и в кино – убыстрить чередование кадров, а можно и замедлить. А можно и вообще – пустить пленку задом наперед.
Насыпав в высокую турку свежесмолотой арабики, Олег замер, поразившись какому то внутреннему озарению.