Наконец, оторвавшись от поручика, Ольга взглянула ему в глаза и он увидел две острые точки вместо зрачков, будто у неведомого зверя, лишенного даже отдаленной схожести с человеком.
Вернувшись из кабинета Хлуновой, где он «служил конвоиром» к себе в Дрезден, Зенон долго метался по дому, не в состоянии овладеть собой. Он понимал, что ему нужна какая-то помощь, чтобы придти в себя от увиденного. Сначала Александр Александрович пытался успокоить себя с помощью виски. Стоя перед окном и глядя в темно-синее звездное небо, он глотал обжигающий напиток, но спокойствие не приходило. Профессор понимал, что не уснет, а если уснет, то на него навалятся кошмары. Душа его стонала от увиденной бесовщины. Потом, когда уже было далеко за полночь, пришла мысль, что нужно читать Святое Писание. Профессор достал с полки Евангелие от Марка немецком языке и простые, выверенные до предела слова стали падать ему в душу. Он читал их и чувствовал, что будто капля за каплей падает на раскаленный камень его души благодатная прохлада и успокаивает ее горение…. Теперь он знал, перед тем как полететь в Нижний, и после возвращения оттуда надо молиться…
Зенон в разведке кайзера
Александру Александровичу не давал покоя Анатолий Собчак. После беседы с питерским мэром развалились на куски надежды старика на лучшее будущее родины, и Собчак не уходил из головы. Теперь он знал, чем Собчак похож на Троцкого: для обоих русский народ был ни чем иным, как глиной для лепки фигур, нашептанных с Запада. И оба были весьма сходны в манере поведения. Как-то Зенон вспомнил архивную фотографию Лейбы Бронштейна, сделанную в тюрьме в день его бракосочетания с Александрой Соколовской, которую он позже оставит вместе с двумя детьми. Молодой Лейба сидит на стуле, устремив взгляд вдаль и глаз его блистает искрой величия. Грудка надута, подбородок приподнят, волосы закинуты назад, ни дать ни взять, вождь человечества. А ведь тогда еще ничем о себе не заявил. Мелкий заключенный одесской тюрьмы. Мелкий не мелкий, а откуда-то амбиций на целый мир хватало. И Собчак такой же! Мозгов на убогую кандидатскую едва достало, а в планах перековка целой России! Что это, как понять такое состояние человека? Что касается Лейбы, тут понятней: человек заразился мессианским марксизмом с младых ногтей. А Собчак, может он тоже из этой породы? Мессианский коммивояжер нового помета?
Червячок точил душу Зенона и в конце концов тот решил сползать к истокам троцкизма, который раньше казался ему явлением не сложным, происшедшим из иудейского мессианства. Александр Александрович покрутил головой, почесал затылок и решил, что самый верный способ правильно начать это дело состоит в том, чтобы проникнуть в кабинет к начальнику германской разведки накануне прибытия Ульянова в Петербург. Профессор кое-что знал из той таинственной истории и не разрывал эпопею Ульянова и эпопею Бронштейна. Эти вожди были пальцами одной перчатки, натянутой на известную руку.
Однажды вечером Александр Александрович притушил свет у себя в кабинете, расслабился в кресле и стал рисовать в воображении берлинский апрельский вечер 1917 года, пахнущий мятными лепешками и суррогатным кофе, мелькание темных фигур в свете газовых фонарей, величественный силуэт Рейхстага на фоне новой луны и кабинет начальника разведки – большой, зашторенный тяжелой драпировкой, освещенный желтыми электрическими люстрами. Он уже видел себя стоящим в приемной перед кабинетом и был, кажется, адъютантом, приготовившим очередную пачку документов на доклад. Ничтоже сумняшеся, Александр Александрович подошел к тяжелой двери, чтобы войти в кабинет, как вдруг обратил внимание на дежурного в форме офицера генштаба, сидевшего за столом при входе. Тот смотрел на Зенона маленькими карими глазками и на обрюзгшем лице его играла знакомая ухмылка.
– Порфирий Петрович, какой необычный случай! Какими судьбами здесь?
– Никакого случая, сударь. Я просто взял за правило отслеживать Ваши, так сказать, турбуленции во времени и предостерегать вас от оплошностей. Вы, ведь полагаете, что опасность Вам не грозит и в любой момент можете, образно говоря, вынырнуть на поверхность?