– Наконец – то.
Отойдя, спросил себя: Что, наконец? Я это подумал или кто-то мне на ухо шепнул? Так и не ответив на вопрос, он пошел дальше по лавре, все больше погружаясь в волны времени.
Зенон обладал ярким воображением, и хорошо зная подробности истории, представлял себе те времена, когда русские собирали силы против татар, видел Дмитрия Донского и преподобного Сергия, видел рати дружинников и толпы провожающих их поселян. Или, может быть, он всего лишь думал, что это игра памяти, а на самом деле сознание его включалось в глубокие пласты времени и каким-то неведомым образом участвовало в прошлом?
Зеноны посещали святыню за святыней и чем дальше, тем больше Александр Александрович замечал, что с ним происходит нечто необычное. В каждом новом историческом месте он воспроизводил в памяти картины минувшего и каждый раз поражался их реальности.
С его памятью происходило что-то загадочное: она будто начинала жить самостоятельной жизнью, которая по своей яркости и убедительности ничем не отличалась от реальности. Что-то здесь было не так, но что именно – оставалось тайной. Он даже стал предполагать, что прошлое – это не просто оживающие в его сознании фотографии, а бурлящая действительность, находящаяся будто бы за пройденным углом и можно вернуться за этот угол, надо только постараться.
Мысль эта овладела профессором, когда он захотел воспроизвести в памяти крестный ход с возвращением нетленных мощей убиенного царевича Дмитрия из Углича.
Зенон загодя посетил Кремль, потом уединился в своей комнате в гостинице «Москва», попросил супругу не беспокоить его и сконцентрировался на 3 мая 1606 года. Вспомнить все: светлый весенний день, полная людьми Красная площадь, процессия с гробом Дмитрия появляется с Ильинки, стрельцы раздвигают среди людей проход и по нему навстречу гробу спешит государь Василий Шуйский. Нетленное тело царевича вынимают из гроба и Шуйский несет его на руках на Лобное место. Там укладывает на высокую подставку для всеобщего обозрения. Мимо Лобного места нескончаемым потоком льются люди, а царевич лежит, как живой, через 15 лет после убийства, лишь лицо его белее муки, да руки худы до кости. Александр Александрович идет мимо покойника в теснящейся толпе, среди рыдающих людей и плачет вместе со всеми, будто виноват в трагедии далекого прошлого. Слезы застилают ему глаза, сердце сжимает боль совести, и он видит, что признаки эпохи исчезают вокруг. Толпа превратилась в вечных людей, издававших вечный стон над телом убитого ребенка.
Зенону стало страшно и он захотел вырваться из этого пронизывающего душу стона и мысленно представил себя в номере гостиницы. Сцена тут же переменилась и профессор почувствовал на голове руки Софьи Андреевны, которая говорила: «Сашенька, милый, проснись, проснись, ради Бога…». Когда он открыл глаза, супруга рассказала ему, что была вынуждена прервать его одиночество и войти в комнату, потому что из нее раздавались рыдания. Она решила, что профессор уснул и видит во сне какой-то ужасный сон, поэтому разбудила его.
Но профессор знал, что это был не сон…
Вскоре после возвращения из России Софья Андреевна скоропостижно отошла к Господу, словно только и ждала, когда случится ее свидание с Родиной, чтобы завершить свой земной путь.
Скорбное состояние души, овладевшее Александром Александровичем после утраты, казалось, поселилось в нем навсегда. Но и желание искать истину в прошлом все больше овладевало им. Иногда он словно спохватывался и спрашивал себя: что со мной происходит? Может быть, я схожу с ума? Невероятно, чтобы с помощью памяти я попадал в реальное прошлое! Крохотная мыслишка иногда мелькала в его сознании, вызывая озноб: а что если попытаться посетить покойную жену? Ведь эта встреча все прояснила бы. Они были неразлучной парой, которая прошла не только через счастье, но и через совместную беду. У Зенонов долго не было детей и Софья Андреевна забеременела только в тридцать семь лет. Поначалу все шло хорошо, но чем дальше, тем больше анализы показывали, что ребенок будет неизлечимо болен. Немецкие врачи твердо рекомендовали прерывать беременность и после долгих мук, супруги решились на аборт. Четырехмесячному мальчику прервали жизнь. После этого существование их превратилась в один неизбывный стон. Неизгладимая боль от содеянного и жжение совести преследовали их постоянно. Зенон понимал, что это будет иметь последствия при его переходе в мир иной, и, наверное Софья Андреевна уже столкнулась с этим. Профессор постоянно носил в сердце желание посетить супругу, и в тоже время страх столкнуться с чем-то таким, что только увеличит его страдания, останавливал его.