— Привыкайте, ваша светлость, — снова усмехнулся Дорстен. — Если уж вы объявили себя верховным главнокомандующим, то теперь все солдаты ваши игрушки.
— Я никогда не считала людей игрушками.
— Ну-ну… Можете обманывать себя сколько хотите, маркиза, но вам всё равно не уйти от этого. Мы, дворяне, повелеваем, простой люд подчиняется.
— Да, я поняла ваши взгляды, потому не хотела отпускать вас с Картеном. Выхода не было.
— А-а-а, ваш любимчик.
Элайна поморщилась.
— Из ваших уст это звучит… пошло. Картен талантлив, и это для меня главное. В конце концов, он спас то, что можно было спасти после поражения, и вернулся.
— Да… Такого я не ожидал, признаться.
— Вы вообще его, похоже, недооценили, и сильно. Как раз из-за вашего отношения к простолюдинам. Но мне кажется, я всё равно не сумею вас переубедить, потому оставим. Собственно, я хотела встретиться с вами только из-за одного вопроса. Зачем?
— Что «зачем»? — не понял Дорстен.
— Вот эта попытка замести следы? Арест члена комитета, попытка втянуть офицеров гарнизона в бунт. На что вы надеялись?
— Да ни на что, — Корстейн равнодушно пожал плечами. — Запаниковал, растерялся. Как в том самом злополучном сражении. Вы не можете представить это… Мозг словно отключается… Испугался, что все узнают о моей трусости, и думал только о том, чтобы заставить всех замолчать.
— Знаете… А ведь за побег с поля боя, может, вас и осудили бы, но даже если бы вас приговорили к казни, я бы не утвердила приговор.
— О-о-о… Жалостливая девочка.
— Нет. Ну, то есть да, я жалостливая, но завтра никакая жалость не помешает мне сделать то, что должно. Но дело не в этом. Просто я считаю вас очень талантливым человеком… Просто ваш талант лежит в другой плоскости, не как командир, а как организатор. Тут вам цены нет. Такими людьми не разбрасываются, шевалье. На самом деле хороших командиров даже больше, чем хороших организаторов… А трусость… Не мне вас судить. Я тоже не знаю, как повела бы себя в момент опасности. Может, хуже вас. И никто не знает, чтобы ни утверждал, до тех пор, пока в этой самой опасности не окажется. Конечно, вас бы отстранили от командования, понизили бы, но…
— Ничего вы не понимаете, ваша светлость, — вздохнул Корстейн. — Не мог я признаться. Не мог сказать, что младший сын графа Лерийского оказался трусом. Он меня из могилы проклянёт. А вы привыкайте, маркиза, раз уж решили примерить жезл командующего. Если не передумаете, то я буду не последний, поверьте.
— Возможно и так. Но это не значит, что я должна любить того, кто стал первым. Мне правда, жаль, шевалье. — Элайна поднялась, постояла. — Что-нибудь нужно?
— Стейк хочу.
— Стейк?
— Да. Представляете, маркиза, вот что-то до безумия захотелось. Хотя вроде бы никогда не любил жареное мясо.
— Я распоряжусь, вам принесут.
Похоже, тот удивился. Видимо, не ожидал такого. А Элайна уже вышла, потому так и осталось непонятно, шутил он или в самом деле вдруг захотел стейк.
Ночью Элайна спала плохо, а потому наутро выглядела так, что краше в гроб кладут. Мари совершила почти подвиг, когда сумела-таки за час привести леди в относительный порядок. По крайней мере, если близко не присматриваться, то выглядела она почти нормально. А что глаза вампирские, так бывает…
Суд не принес никаких сюрпризов. Элайна мрачно сидела во главе стола, рядом сидел капитан и граф Ряжский. Распорядитель суда по одному вызывал офицеров, которых капитан расспрашивал о сражении, о том, что видел. Солдатам из гарнизона задавали вопросы про вчерашний день. Какие приказы получали, что делали. Элайна молчала, полностью доверив вести суд графу Дайрсу. Выступила она только один раз, после последнего слова самого шевалье Лерийского, который пытался оправдаться тем, что ему постоянно что-то там говорил Картен, который в силу происхождения вообще не должен был лезть под руку благородным с глупыми советами. Если коротко, то выходило, что если бы Картен постоянно не напоминал, что нужно отступать, то Корстейн бы не полез в сражении, ибо сын рыбака ничего хорошего посоветовать априори не может. И раз этот тип говорит, что нужно отступать, значит, что-то тут не так, стоит сделать наоборот.
Даже присутствующие на суде офицеры возмущенно загомонили. Элайна тогда нашла в зале суда Картена, который тоже подвергся допросу, в том числе и про отступление из окружения. Встала. Все мгновенно замолчали. Элайна секунду разглядывала Лерийского.
— Мне кажется, — тихо и очень спокойно заговорила она в полнейшей тишине, — вы что-то не понимаете, шевалье. Приказ избегать больших сражений исходил не от Картена, который вам только напоминал о нём. Приказ был мой. Вы нарушили мой приказ. Или я для вас тоже недостаточно знатна и меня так же нужно послушать и сделать наоборот?