Сообщение об окончании войны явилось чем-то совершенно неожиданным. В одном батальоне, находившемся на прифронтовом участке, красноармеец, слышавший радио и передавший новость о заключении мира, был немедленно арестован.
День известия о мире (сообщение было дано рано утром) остался у меня в памяти. Город точно что-то осенило. Обыватель радовался. На лицах прохожих было написано: «Кончилось, кончилось». Трамваи, путавшиеся препорядочно в своих маршрутах, путались в этот день еще больше, но, видимо, «от счастья, а не от горя». Кондуктора радостно уговаривали платить, выкрикивая: «Война-то кончилась, можно и по совести ездить». Возбужденные пассажиры платили с особенным усердием, война ведь действительно кончилась.
Еще несколько дней назад я условился о лекции в 4 часа дня в одном небольшом техническом учреждении. Когда я приехал туда, то нашел аудиторию в сборе. Инженеры, конструкторы, технический персонал, мужчины и женщины – все независимо от возраста радостно и весело встретили меня. Их довольные лица говорили: «Кошмар кончился». Бедные люди, как и сам я, не знали, что настоящий кошмар еще впереди, и через два года они вспомнят тепло не только этот день, но и все предыдущие. Лекция должна была быть короткой, всего 40 минут, и совсем не на тему Финляндии. Поддавшись настроению аудитории и проговорив минут 20 на тему, я заговорил о Финляндии, которую хорошо знал, бывая там в прежнее время и много читая о ней. Говорил, конечно, в пределах возможного, но и это было встречено с восторгом. Повествование о Финляндии представляло прямое нарушение дисциплины лектора. Но если в этом учреждении и был придирчивый культработник, то жаловаться он не стал. В тот день и для него «война кончилась».
Было уже совсем темно, когда я подходил к своему дому. Ехать я не захотел и большой путь проделал пешком. Распоряжение о прекращении затемнения еще отдано не было. Видимо, просто забыли. Но часть домов осветилась самовольно, и в беспросветный мрак, владеющий городом, как бы ворвался всепобеждающий свет. Было невольно уютно. Недалеко от своих ворот я обратил внимание на двух пьяных рабочих, вышедших и остановившихся у дверей еще затемненной пивной. Это обстоятельство способствовало более откровенному обмену мыслями в происходившем споре. Первый, менее пьяный, убеждал своего товарища, совершенно пьяного, что дело все-таки не так плохо. «Ведь мы Выборг получили и границу отодвинули». «Правильно, – отвечал ему собеседник, – а мы сколько народу положили? Многие тысячи. А финны? Финны…» – дальше следовало нецензурное определение того, как мало погибло финнов. «Так ведь мы же границу отодвинули, – продолжал убеждать первый. «А на кой мне (следовало нецензурное) эта граница… Мы тысячи положили? А финны чего… Этак мы, что с границей, что без границы, только и будем, что обещания слушать да народ переводить».
На другой день я узнал, что несколько сдержанно приняла сообщение о мире часть партийных работников, хотя для многих из них данная война, являвшаяся явно наступательной, была «непопулярна». Что же касается многочисленных госпиталей Ленинграда, то там разыгрались просто тяжелые сцены. Сообщение о мире было встречено ранеными криками негодования, воплями, истериками. Многие срывали с себя повязки. Врачебные власти вынуждены были временно выключить радио: чересчур сильна была реакция на новое «достижение» правительства со стороны людей, проливших ради него свою кровь.
С Финляндией был заключен мир, прекратились и морозы. Город залечил свои раны, продовольственное положение наладилось. Газеты воспевали успехи советского оружия. С пришедшей весной во вновь присоединенные районы потянулись экскурсии. На Западном фронте между тем началось оживление, вылившееся в большие военные события, кончившиеся Дюнкерком.
Перед Дюнкерком я был в известной неуверенности: будет продолжаться процесс восстановления старых русских границ или нет. До войны с Финляндией в широких кругах населения вспоминали, конечно, о Бессарабии, захваченной Румынией во время Гражданской войны в России. В ответах лекторов-пропагандистов на данный вопрос сквозила мысль, характеризующаяся русской пословицей «Всякому овощу свое время». Уроки Финляндии были столь тяжелы, что, казалось, забыли не только про «время», но и про те самые «овощи».