— Почему вы не пришли на праздник?
— Константин запретил мне покидать мои покои после заката. Нотар донес, что прошлой ночью я блуждала по дворцу.
— Мегадука предупредил, чтобы я не смел с вами видеться.
— Он не бросает слов на ветер. Вам следует серьезно отнестись к его угрозам.
— Я знаю.
— Но вы здесь.
— Я хотел удостовериться, что с вами все в порядке. Когда вы не появились сегодня вечером, я заподозрил неладное.
— И лишь затем и пришли?
— Не только, — ответил Лонго.
Он привлек царевну к себе. Они слились в поцелуе, и рука Лонго легла на талию, прижала, притянула крепко. София жадно впилась в рот генуэзца, начала расстегивать его дублет.
— Ты уверена? — спросил Лонго.
София встала, позволила одеялу соскользнуть с плеч и открыть крепкие груди, отчетливо видные под тонкой сорочкой.
— Я никогда и ни в чем не была настолько уверена. Лонго, я хочу любить тебя!
Затем она взяла его за руку и увлекла к постели.
ГЛАВА 17
Воскресенье, 22 апреля, — четверг, 3 мая 1453 г.
Константинополь
С 22-го по 33-й день осады
В спальне было еще совсем темно — до рассвета оставался целый час, когда Лонго встал и принялся одеваться. Уже пятую ночь подряд, рискуя репутацией и самыми жизнями, любовники проводили вместе. Лонго с нежностью смотрел на любимую, спавшую безмятежно, со сбившейся на лицо кудрявой прядью, и в который раз повторил себе: игра стоила свеч. Он нацепил перевязь с мечом и уже собрался уйти, как София проснулась. Она села, выговорила сонно:
— Еще так рано. Куда ты собрался?
— На стены. Ночь уже кончается, и если я не вернусь на пост к рассвету, меня хватятся.
— Вечером придешь?
— Не знаю. Мы рискуем очень многим. Если о нас проведают — тебе конец.
— По мне, лучше погибнуть, чем провести остаток жизни за семью замками, как подобает приличной матроне. Обещай, что придешь вечером.
Лонго посмотрел на нее: роскошную, страстную, — и всякая способность к сопротивлению испарилась.
— Я приду, если смогу.
София встала и поцеловала любимого.
— Иди же и береги себя. Я буду ждать тебя ночью.
Лонго вышел через тайный ход и очутился на темной пустой улице рядом с дворцом. Он направился к своему посту на стенах близ ворот Святого Романа у Месотейхона. По пути ему вдруг почудилось: сзади слышны шаги. Лонго обернулся, но никого не увидел. Уже не в первый раз за эти пять ночей ему казалось, что за ним следят. Он не забывал слов Уильяма и знал, что испанский убийца — здесь, в Константинополе. Лонго положил руку на эфес, замедлил шаг, прислушиваясь, однако так ничего и не услышал до самой стены.
На стене он и встретил восходящее солнце, осветившее, открывшее взору и палисад, и поля за ним, тянувшиеся до турецкого лагеря. Ни ветерка, ни движения вокруг, и даже грохот турецких пушек, раздававшийся время от времени, казался приглушенным. Глядя на спящий мир, Лонго ощутил удивительное успокоение. Впервые за всю жизнь в ней появилось что-то помимо мести. Теперь его целью стало не просто победить турок, но спасти город и Софию с ним.
Солнце залило холмы свирепым багрянцем, расцветило мир. На стенах ночная стража уступила место дневной, отправилась на заслуженный отдых. Смена еще зевала и протирала заспанные глаза. Многие явились прямо с полей внутри константинопольских стен — работали допоздна, пытаясь собрать урожай озимой пшеницы и засеять поля на лето. С дневной стражей пришли и Тристо с Уильямом, встали рядом с командиром на стене.
— Рановато вы нынче, а? — ухмыльнулся Тристо. — Трудная, небось, выдалась ночка?
Лонго сурово посмотрел в ответ, и ухмылка сползла у Тристо с лица.
— Господи Иисусе, ну вы с утра и угрюмый! Да я просто так спросил, и все! Кстати, говорили вам про странный шум, который доносится от морских стен?
— От морских стен? Что там такое?
— Незнаем, — ответил Уильям. — Но когда шли сюда, полгорода бежало к Золотому Рогу. Мы думали, может, вы про это что-нибудь знаете.
— Или он, — предположил Тристо, указывая на спешившего по стене Далмата.
— Лонго, вы должны это видеть, и быстрее! — выдохнул Далмат, подбегая.
— В чем дело? Что случилось?
— Пока не увидите сами — не поверите.
Лонго стоял на морской стене невдалеке от Влахернского дворца и не мог оправиться от изумления. Далмат, Константин, Уильям и Тристо замерли рядом. По обе стороны морские стены были заполнены народом, и все смотрели за пролив, на полоску земли позади города Пера. Там посуху двигался турецкий флот, и паруса его были наполнены ветром.