Получился комический скандал, закончившийся тем, что и мальчика и официанта выставили из дома. И вот теперь, вспомнив эту историю, Шани почувствовал, что ему нужно было над этим не смеяться, а, скорее, плакать, так как судьба бедного Герцога ожидает теперь и его самого.
«Бедный Шани…» Лёринц сокрушенно покачал головой и снова уставился на распятие таким умоляющим взглядом, будто хотел, чтобы господь подал ему какой-нибудь знак. Однако тот никакого знака не подал.
Шани с трудом поднялся с коленей, слушая, как потрескивают суставы ног.
«Как-никак пятьдесят шестой годик пошел…» Тяжело вздохнув, он пожалел, что ему не больше. Постояв несколько секунд перед алтарем, он перекрестился и вышел из-за занавески.
Жена ожидала его перед занавеской. Даже не взглянув на мужа, она как бы мимоходом заметила:
— Что с тобой, Лёринц? Ты так неожиданно ударился в богомолье… — И она мигом скрылась за занавеской.
Щеки у Лёринца Шани покраснели, будто ему кто отвесил две-три добрые оплеухи. Протянув руку за занавеску, он хотел было отодвинуть ее и сказать жене: «Эстер, после молитвы удели мне несколько минут…», но, встретившись взглядом с адвокатом, передумал: «Я начинаю становиться таким же, как и все эти…»
— Слушаю вас, мой господин… — Адвокат с доверительной улыбкой протянул Шани газету, отвесив при этом уважительный поклон. — Замечательные новости, мой господин. Право, замечательные!..
— Спасибо… — Лёринц жестом отстранил руку адвоката. — Возможно, попозже я почитаю это, а сейчас у меня ужасно разболелась голова.
— Я ни за что на свете не осмелился бы вас беспокоить, сударь… Может быть, вам что-нибудь угодно, так я мигом…
Адвокат удалился в ту часть помещения, которая считалась «квартирой», а Лёринц Шани снова подошел к занавеске, отделявшей эту часть подвала от импровизированной домашней молельни, в которой сейчас находилась Эстер. Бросив взгляд на ширму, на белом полотне которой вырисовывалось слегка размытое пятно от фигуры адвоката, Шани невольно подумал: «Он выглядит точно таким же идиотом, какими в ночных кабаре показывают аристократов…» Вынув портсигар, Лёринц закурил, думая о том, что все, собственно, на этом свете со временем превращается в дым, в том числе и чувство ответственности тоже… Вот уже двадцать лет, как он ждет чего-то такого, что должно-таки наступить и все сразу изменить в его судьбе. Это что-то, собственно, и вселяло в Лёринца надежду. Он удалился в свое родовое имение, надеясь, что придет день и час, когда у правителей из нынешней банды спросят, что же они сделали с империей. Шани не пожелал пачкать свое имя и сотрудничать с этими выскочками, он даже отказался от давно желанного почетного звания витязя, хотя сам регент пытался убедить Шани в том, что он должен принять это звание. Однако он, Лёринц Шани, нашел в себе мужество, чтобы сказать, что он, как бывший адъютант его величества короля, вовсе не желает потерять расположение самого владыки. Великий герцог Йожеф проглотил эту пилюлю и сразу же перевел разговор на другую тему. На прощание герцог сказал ему: «Вы еще подумайте как следует…» На этом они тогда и расстались. И Шани подумал, решив ни в коем случае не компрометировать себя сотрудничеством с режимом Хорти, политику которого он считал «политикой витрины». «Разве может существовать королевство без короля? Что это за королевское правительство, если в нем нет настоящих столпов нации, да и самого короля?» Самое страшное, что Шани пережил за эти два десятилетия, было чувство собственной беспомощности. Волей-неволей он был вынужден стать бессильным наблюдателем процесса растлевания лучших сил нации, наблюдателем того, как современные воротилы финансовых кругов разворовывают государство, как они торгуют должностями и званиями. Поднимать голос против этой опасной политики Шани считал бесполезным и даже опасным, так как тебя быстро заклеймят роялистом и тут же изолируют от общества. Нынешние руководители страны закрывают глаза на самые жизненные проблемы, а менять существующий режим на ему подобный нет никакого смысла. Если королевство, то уж самое настоящее, а не какое-то там антироялистское. Однако факты, как известно, вещь очень упрямая. В конечном результате к власти пришел Салаши. Святая корона короля Иштвана оказалась в руках проходимца и негодяя. Когда Лёринц Шани узнал об этом, его прошиб холодный пот. «Я же говорил…» — сказал он тогда сам себе, однако собственная правота нисколько его не утешила.