— Я не забыл, Георгидзе, не забыл, дорогой мой… Вот как только выдастся небольшая передышка, сядем где-нибудь и спокойно побеседуем…
Точно такие же слова ротный сказал грузину и сегодня, когда вместе с замполитом обходил огневую позицию перед предстоящим боем. Когда рота успешно отбила первую контратаку противника, в расположении взвода, в котором служил и Георгидзе, появился замполит. Его временно назначили командовать взводом вместо убитого в бою командира. Младший лейтенант приказал ефрейтору Георгидзе выдвинуться несколько вперед, поближе к «ничейной» полосе, и, окопавшись, внимательно наблюдать за противником.
— Если гитлеровцы попытаются приблизиться к сгоревшим танкам, немедленно открывайте по ним огонь! — приказал новый взводный ефрейтору.
— А чего их понесет к горящим танкам? — спросил Георгидзе замполита.
— А вам разве это непонятно, ефрейтор? — вопросом на вопрос ответил Фролов. И раздраженно объяснил: — На нашем участке действуют не простые немцы, а солдаты из танковой дивизии СС «Викинг». Эти головорезы наверняка не оставят на поле боя своих раненых… да и уцелевшее снаряжение из танков постараются унести к себе… Теперь понимаете? А вообще-то, вместо того чтобы задавать никому не нужные вопросы, лучше бы потрудились выполнять то, что вам приказано!
Бросив уставное «Слушаюсь!», Георгидзе покачал головой и, вылезая из окопа, пополз вперед к «ничейной» полосе. Внимательно рассматривая местность, на которой горели подбитые танки, ефрейтор снова мысленно пришел к выводу, что главным их противником являются фашисты независимо от их национальности: немцы они или же венгры.
Вскоре замполит сам приполз к окопчику, в котором расположился Георгидзе, чтобы лично проверить, хорошее ли тот выбрал место для наблюдения, и сделал ефрейтору замечание относительно того, почему он не разложил у себя под рукой боеприпасы.
— В магазинной коробке винтовки помещается всего пять патронов, а вы представьте себе, что гитлеровские танкисты начали вылезать из танков, а им на помощь идут еще… Что вы тогда делать станете?
«Зажму себе нос покрепче: уж больно я не люблю вонь от жареных нацистов», — так и хотелось съязвить Георгидзе, который не спускал глаз с ярко горящих танков, но на этот раз он мудро промолчал. Младший лейтенант дал ему еще несколько советов и уполз в свою траншею.
«Эх, Матвей Кузьмич, ради бога, найди ты часок времени, чтобы выслушать меня…» — вздохнул Георгидзе.
Спокойно раскуривая трубку и вспоминая все события, случившиеся за день, Георгидзе подумал, что даже два десятка нацистов не доставят ему столько забот, сколько один замполит. «Двадцать нацистов нужно уничтожить, и я их уничтожу, а вот в голове младшего лейтенанта навести порядок намного труднее, чем кого-то уничтожить… и тут я один вряд ли справлюсь».
Выпустив дым изо рта, ефрейтор невольно задумался над тем, почему младший лейтенант пошел на политработу, если его не интересует, о чем думают солдаты, что их тревожит. Он только приказывает и ждет, чтобы подчиненные точно выполняли все его распоряжения.
«Говоришь, говоришь, а толку что…» — снова мысленно обратился ефрейтор к замполиту и, вспомнив о ротном, вздохнул: «Ну и приобретение же ты себе сделал, Матвей Кузьмич, ничем не лучше, чем я когда-то в Бухаре».
Георгидзе охотно рассказывал товарищам о своей боевой молодости, часто вспоминал о гражданской войне, когда ему не раз приходилось принимать участие в кровопролитных боях, о длинных и тяжелых переходах по среднеазиатским пустыням, о сказочных восточных городах, в которых ему в те годы пришлось побывать. Солдаты слушали рассказы старого грузина с широко раскрытыми ртами. Даже сам Матвей Кузьмич, когда выдавалась свободная минута, с любопытством подсаживался к кружку солдат, слушавших много повидавшего за свою жизнь грузина, а если тот при виде ротного вдруг замолкал, то просил: «Продолжай, продолжай, очень даже интересно». Однако о случае, происшедшем с ним однажды на базаре в Бухаре, Георгидзе умалчивал. Совершенно случайно ротный узнал как-то, что прекрасно ориентироваться на местности ефрейтор научился еще в молодые годы на бухарском базаре. Когда часть воевала уже в Карпатах, Георгидзе выдали новую шинель, в кармане которой он нашел письмо, написанное швеей-комсомолкой, и ее адрес. Письмо ефрейтор прочитал вслух в присутствии капитана, который слушал и улыбался. «Вот если бы ты был помоложе лет на двадцать, Георгидзе, тогда бы ты нашел, что ей ответить…» Ефрейтор внимательно рассматривал адрес комсомолки, а затем тихо проговорил: «Эта улица находится возле рынка… и дом такой большой и красивый…» Костров спросил его: «А ты что, бывал в Бухаре?» Однако Георгидзе сделал вид, что не расслышал вопроса, и начал внимательно изучать качество сукна, из которого была сшита шинель. Почувствовав, что ефрейтор что-то недоговаривает, ротный до тех пор не отступался от него, пока тот не рассказал ему (правда, с глазу на глаз) о том, что с ним приключилось в далекой Бухаре.