— Лезьте…
Генерал отложил автомат в сторону и почти театральным жестом пожал майору Эгону Ньяри руку и, заглянув в глаза, сказал:
— Вы не только преданный офицер, но у вас еще и ум есть. Я не останусь неблагодарным…
Эгона Ньяри охватило точно такое же чувство брезгливости, как и тогда, когда генерал схватил его за руку в подвале.
— Да лезьте же вы…
Генерал сначала сел на брусчатку мостовой, а затем, спустив ноги в люк, начал неуклюже опускаться вниз. Майор закрыл люк тяжелой крышкой. Немного отдышавшись, он ногами набросал снег на крышку люка. Закинув автомат за спину, Эгон Ньяри быстро зашагал обратно к лестнице, ведущей в подвал. Переведя автомат в положение «на грудь», Эгон вдруг обратил внимание на то, что он был установлен на ведение одиночного огня. «Господин генерал решил всего-навсего поиграть им». Переведя переключатель ведения огня на огонь очередями, майор вдруг почему-то вспомнил слова начальника штаба: «Когда господин генерал садится играть в карты, я всегда только наблюдаю за его игрой, но сам ни в коем случае не играю… Вы еще зелены, Ньяри, и не знаете, что играть с начальником в карты — дело очень опасное: если выиграешь, то нанесешь этим удар по карману его превосходительства, а если проиграешь, то тот, чего доброго, еще может обидеться. Так уж я лучше посижу в сторонке да просто понаблюдаю…» Стоило только Эгону Ньяри вспомнить эти слова, как его сразу же взяло подозрение, а не знал ли начальник штаба о мошеннических трюках генерала, а если знал, то почему терпел их. «Проклятая банда мошенников…» Майор мысленно выругался и еще больше разозлился на генерала за то, что тот, будучи командиром дивизии, оказался трусливым и гадким типом.
На лестничной клетке Эгон Ньяри никого не встретил, однако из соображений более полной безопасности дошел до того места, где подземный коридор делал поворот, и только там сиял с себя шинель. Портупею он застегнул на френч. На секунду он замешкался, не зная, оставлять ли ему наградную ленточку в петличке или же сорвать ее, чтобы никто не догадался, что он был награжден Железным крестом. И тут майор вдруг вспомнил о том, как русские военные пропагандисты через усилительную радиоаппаратуру призывали венгерских солдат и офицеров переходить на их сторону. Затем мысли майора снова перескочили на слова отца, который вовремя предупреждал сына о грозящей всем им опасности. Майор сорвал ленточку с петлицы френча, а затем снова надел шинель. «Ручную гранату бы мне сейчас…» — подумал Эгон и, пожав плечами, чуть ли не бегом бросился наверх.
Выглянув из двери, он увидел перед воротами дома полукруглую баррикаду, сооруженную из булыжников и мешков с песком. За баррикадой лежали трое убитых и двое живых, один из которых стрелял из пулемета. Лицо офицера, лежавшего за пулеметом, было искажено гримасой ненависти, рот полуоткрыт. Ньяри его не знал. Не знал он и второго офицера, который сидел на корточках чуть позади, в подворотне, и быстрыми нервными движениями заряжал патронами пулеметный диск. «Хорошо, что я с ними не знаком…» И вдруг глаза Эгона радостно блеснули: он увидел возле второго офицера целую кучу ручных гранат.
Взяв автомат на изготовку, он неторопливо направился к воротам. Стрелявший пулемет заглушил его шаги. Офицер, снаряжавший магазин, заметил Эгона Ньяри только тогда, когда майор подошел к нему вплотную и замахнулся на него прикладом автомата. Он даже не успел поднять руку, чтобы защититься от удара. Словно мешок с песком, офицер растянулся на мостовой. Пулеметчик ничего не заметил, так как был занят своим делом.
Взяв в левую руку ручную гранату, Эгон Ньяри направил автомат на пулеметчика. «Полосону его, как только он перестанет стрелять…»
И вот настала пауза. Офицер повернул голову назад и громко крикнул:
— Магазин!
И в тот же миг Эгон нажал на спусковой крючок автомата.
Пулеметчик вздрогнул и, немного покорчившись, растянулся возле пулемета.
Эгон Ньяри побежал, на ходу вырвав зубами чеку из гранаты. Вспрыгнув на баррикаду, он поскользнулся и упал на колени. Метнув гранату в подворотню, Эгон распластался за баррикадой.