Солдат громко выругался и, вытолкнув ее из ворот, легонько подтолкнул в сторону площади.
Дул ветер. Площадь была темна и безлюдна.
«Как только я немного отойду от него, он выстрелит мне в спину…»
Однако никто в нее не стрелял, и она медленно плелась по площади, все еще держа руки над головой. Затем Габриэлла почувствовала, что мерзнет, и вообще ее охватило такое чувство, что она совсем маленькая девчонка и такая же беспомощная, какой была ее мать перед смертью. Габриэллу сковал ужас. Когда она дошла до середины площади, в голову пришла мысль: а что, если свернуть в сторону и скрыться на улице? «Вдруг да удастся…» Оглянулась. За ней никто не шел. Тогда она свернула вправо и таким же медленным шагом, каким шла до этого, но не опуская рук, направилась на улицу. Когда Габриэлла дошла до второго дома, кто-то вскочил с земли и, подбежав к ней, приставил к горлу штык. Она послушно пошла туда, куда ей приказали по-венгерски. Возле дома ее остановил другой солдат и, жестом подозвав к себе, завел в подворотню, где сидело еще несколько венгерских солдат. Ее ввели в какую-то комнату и закрыли за ней дверь.
В комнате было темно и чем-то воняло. Судя по голосам и огонькам сигарет, здесь находилось человек двадцать солдат, которые о чем-то тихонько переговаривались между собой.
Габриэлла опустила руки. Лицо ее все еще горело от полученных оплеух. Она достала сигарету и дрожащей рукой прикурила. Жадно затянулась несколько раз.
Неожиданно солдаты замолчали, а затем один из них спросил:
— Ты женщина?
— Да, — ответила она.
Стало подозрительно тихо. Обеспокоенная этим молчанием, Габриэлла с опаской спросила:
— А почему вы спрашиваете? Разве это так уж плохо?
— Не плохо, — ответил тот же голос, а после небольшой паузы добавил: — Как раз наоборот…
Габриэлла сделала несколько глубоких затяжек. «Как раз наоборот…» Брови ее удивленно полезли вверх. Ей не понравилось, что солдаты перешептываются и, видимо, что-то замышляют против нее. Немного помолчав, она спросила:
— Неужели вы способны изнасиловать своего человека?
Кто-то из солдат хихикнул, а затем сказал:
— Человека нет… а тебя попробуем по очереди…
И в тот же момент на рот Габриэллы легла чья-то рука. Кто-то сильный бросил ее на лавку и начал срывать с нее одежду. Она хотела закричать, но рот ей сжали еще крепче, и крик превратился в стон. С этого момента она ненавидела своих соотечественников, скрипела зубами, старалась вырваться, но ей это не удалось. Вскоре она потеряла сознание…
16
Командир дивизии СС «Хуняди» вызвал к себе гранатометчика Петера Фёльдеша, попавшего в дивизию в числе последних добровольцев.
Петер Фёльдеш догадывался, зачем его вызывают: об этом ему сказал ротный командир, отправляя в штаб, более того, он даже поздравил его.
В штаб дивизии, располагавшийся в ближнем тылу, Петер пошел с сопровождающим, так как приказ запрещал солдатам ходить в одиночку по улицам города.
«Смешно, да и только…» — подумал Петер, хотя на самом деле у него не было ни малейшего желания даже улыбнуться. Охотнее всего он бы заревел. «Подумать только, Петер Фёльдеш — прапорщик…» На минутку он остановился, вынул пачку сигарет из кармана шинели и, сунув одну сигарету в рот, полез за спичками.
— Прошу вас, господин прапорщик… — сопровождавший Петера солдат опередил его и, чиркнув спичкой, широко и добродушно улыбнулся.
Брови Петера удивленно взлетели вверх, он наклонился к огоньку. «Скотина… он еще и завидует мне…» Прикурив, Петер с силой выпустил изо рта клуб густого дыма.
На душе у Фёльдеша стало тоскливо, он вовсе не намеревался делать в армии карьеру. Когда он подписывал бланк заявления о добровольном вступлении в армию, то уже тогда решил, что при первой же возможности дезертирует и вернется домой. Оказавшись среди таких же, как и он сам, добровольцев поневоле и по глупости, Петер вел себя скромно и чаще молчал, насмешливо улыбаясь только тогда, когда безусые, не нюхавшие пороха юнцы громко бахвалились своими подвигами. Он охотно послушал бы их тогда, когда они, побывав на передовой, вернутся в казарму, наложив от страха в штаны. Петеру стало даже немного жаль, что такое наслаждение он уже вряд ли испытает, так как отколется от этой пестрой компании намного раньше и навсегда. Иногда к новичкам-добровольцам приходил кто-нибудь из офицеров, чтобы набрать охотников для выполнения того или иного боевого задания. Петер Фёльдеш с изумлением смотрел на кандидатов в герои, извлекая для себя наглядный урок и думая о том, что зверинец господа бога поистине никогда не оскудевает, так как на смену любому, даже самому большому, скоту обычно появляется еще больший. Если бы незадолго до этого кто-нибудь сказал ему, что он действительно добровольно, без принуждения, и даже с радостью сам будет проситься на передовую, Петер расхохотался бы тому прямо в лицо. А собственно говоря, все так и случилось.