– Непредвиденная ситуация, батюшка, – торопливо произнес Аскер полушепотом, словно боялся кого-то не то разбудить, не то спугнуть. – Вы не могли бы подъехать поскорее? Я буду встречать вас у церкви.
– Конечно, сын мой, – все же приятно называть его так, – а что именно произошло? Мне что-то с собой взять?
– Нет, оружие у меня есть, – сердце отца Дмитрия упало. – Дело в другом. Не по телефону. Но Макаров, конечно, возьмите.
Он торопливо собрался, велел матушке оставаться в постели, но та, конечно, его не послушалась, поднялась, сказав, что приготовит что-нибудь к его возвращению. На бегу набросив рясу, батюшка выбежал в ночь в домашних тапочках.
До церкви он добрался минут за десять, все в гору, к концу пути совершенно выбился из сил. Магомедов стоял у разрушенного крыльца, дверь притвора поменяли, но сделали это наспех, так что меж косяком и кладкой оставались дыры, в которые Аскер изредка и поглядывал, подсвечивая себе карманным фонариком. По этому фонарику батюшка и ориентировался, спеша на встречу. После прохождения Константина улицы заполнились железом, сорванным с крыш, упавшими деревьями и битым стеклом. Дождя почти не было, дорога подсохла и снова выбелилась. Тишина стояла удивительная, только сейчас отец Дмитрий понял, что не слышит обычной канонады. Он поспешил подняться на холм, и, едва дыша от усталости, предстал перед Аскером.
Магомедов молча указал ему на щель меж косяком и кладкой, посветил фонарем. Отдышавшись, отец Дмитрий взглянул внутрь и замер.
– Я понял сразу, что это не воры. Но в церковь никто не мог забраться. Только те, кто там пребывали до сих пор. Именно поэтому я вызвал вас, отец мой, – добавил он обращение после секундной паузы.
Две фигуры молча бродили вдоль стен наоса, словно туристы, тайком забравшиеся в храм. Когда отец Дмитрий подошел и воззрился в щель, они, точно почувствовав присутствие именно священника, замерли. И медленно обернулись. А затем неторопливо, еле переставляя ноги, выпутываясь из савана, вошли в притвор.
– О, Господь Всемогущий! – не выдержав, произнес батюшка, не в силах оторваться от невиданного, непостижимого зрелища. В алтаре, пред престолом, стояли две раки с мощами святых великомучеников священника Глеба и дьяка Панкрата. Эти двое служителя были убиты еще в двадцать втором, когда большевики начали свои гонения на Церковь, руша и закрывая храмы, сжигая иконы, а золото алтарей и серебро окладов превращая в бруски, дабы продать их на Запад, пытаясь прокормиться сим варварским способом. Убиты за то лишь, что не отдали храм на разграбление, подняли народ на противление комиссарам, и держались два дня в храме. Храм тогда подожгли – словно орды Батыя внове пришли на Русь – и священники, бывшие неотлучно в церкви, погибли страшной смертью, задохнувшись. Позже тела их на удивление ничуть не обожженные, нашли под рухнувшей кладкой. Захоронили в Донском монастыре. А когда в сорок первом, церковь открыли сызнова, то торжественно перенесли останки отцов Глеба и Панкрата обратно в храм. В народе они давно уже почитались святыми, потому их тела заключили в гробницы и положили пред престолом. Тогда же обнаружился и чудесный дар мощей – исцелять немощных и расслабленных. В девяностом святых великомучеников канонизировали.
А сейчас они восстали из наглухо запечатанных рак и стояли по другую сторону двери, молча ожидая, открытия храма. Как и прочие, они протягивали руки, шарили по двери, жаждая прикоснуться к пришедшим к церкви. Жаждая принести их в жертву.
– Да разве ж это мыслимо! – внове воскликнул отец Дмитрий. Восставшие святые зашевелились за дверью, скрипуче заклокотали, зацарапали ногтями по неструганым доскам. Оба живых невольно отшатнулись от двери, невольно перекрестились.
– Немыслимо, – бормотал священник, – просто немыслимо.
– Я потому и позвал вас, отец мой, – тихо сказал Аскер, – нельзя, чтобы они вышли. Но и… я не смогу выстрелить в них.
– Выстрелить?! – воскликнул он и тут же добавил куда тише. – Да, выстрелить…. Все верно. Выстрелить, – и поколебавшись недолго, продолжил: – Значит, такова воля. Отпирай дверь. Я сам это сделаю.
– Достаньте пистолет, – напомнил Аскер. Батюшка спешно вытащил Макаров, наспех засунутый в подрясник. Руки тряслись, тело продирал мороз. – Все равно придется вызвать милицию. Тела ведь надо сжечь потом.
– Потом, – бессмысленно повторил отец Дмитрий, никак не совладея с Макаровым. Аскер бережно вынул пистолет из рук батюшки и снял с предохранителя. Но обратно не отдал. – Сжечь потом. Они же… исцеляли. Я сам тому свидетель. Они же… а теперь… вот так…