Колонна добралась до окраин Бутова вечером в пятницу, всю ночь где-то неподалеку на шоссе шли бои, потом стрельба и разрывы бомб и ракет сместились одновременно на восток и запад, будто раздвоившись. Наутро слухи подтвердились. Зомби не стали трогать Бутово, вместо этого, обошли поселок стороной, продвигаясь в сторону Солнцева одни и к Косино другие, соединяясь с другими подходящими ордами мертвецов, затягивая вокруг Москвы глухую петлю.
Впрочем, обитателям Бутова стало не до подобных новостей. Вечером в поселок прибыли новые тысячи беженцев, утром вся эта масса, зашевелившись, колонной двинулась к блокпостам. Тетерев подал сигнал своим, лучшего времени для прорыва просто не придумаешь.
Кондрат всю ночь провалявшийся практически без сна, с усилием поднялся с пола. Голова болела, соображал он плохо. Ночью, во сне ему виделась Настя, то в самом неприглядном свете, то спасенная им. А еще он помнил, что молился за нее. Еще бы, ведь она больна, ну конечно, она не может ведать, что творит, ибо серьезно больна, она ведь нимфоманка, ну как же он сразу не додумался – и с этими мыслями провел ночь, в полубреду, в полусне, в полумолитве.
Микешина пришлось подгонять, он спохватился, побрел вслед за остальными, СИЗО стремительно очищалось, народ зашевелился и с самого раннего утра, стал собираться на прорыв.
Это понял и ОМОН и внутренние войска, скапливающиеся людские массы они пытались рассредоточить, или хотя бы не дать слиться ближе к «пятому кольцу» на шоссе в единую сметающую все на своем пути толпу, однако, силы слишком явно были неравны, ОМОН отступил, перегруппировываясь к блокпостам на слиянии Варшавского и Симферопольского шоссе, а так же к началу улицы Поляны, где так же находилась развязка с МКАД, уже не действующая, перегороженная, но все равно являвшаяся объектом для частых нападений. Туда же подтянулась и практически вся бронетехника с района, долженствующая вразумить самых ретивых из переселенцев. Часть осталась, пытаясь навести малейший порядок на прилегающих улицах. Волны людские прокатывались стороной, обходя, вроде бы и обращая внимание, но не веря, что действительно выстрелит. По крайней мере, те, кто прибыл из дальних мест, шел безоружными, прочие же, пробывшие здесь какой-то срок, или уже наслышанные о единственном способе продавить оборону, несли столько оружия, сколько могли взять и такое, каким умели пользоваться. Шли молча, изредка оборачивались по сторонам и давали друг другу, кого знали, ведомые лишь им одним знаки. Если их пытались задержать, либо останавливались, либо скрывались в толпе.
У Тетерева и компании так же обнаружилось порядком оружия, откуда оно взялось, Кондрат не имел ни малейшего понятия. Даже Настя и так вынула из сумочки и пихнула во внутренний карман джинсовой куртки «Вальтер». Видя, что один только Микешин идет без ничего, Тетерев оглянулся на Вано, тот понял командира без слов и протянул дьяку в изгнании небольшой, странного вида пистолет.
– ГШ-18, у местного парня на рынке выменял, – произнес тихо он. – Держи, все равно лучше для тебя не найти. Отдачи нет, – Микешин хотел было спросить, нет ли какой загвоздки в оружии, больно непривычен глазу казался пистолет, больно легким на вес был, ложился в ладонь так, что Кондрат невольно вздрогнул – из такого не захочешь, а выстрелишь. – Да не дрейфь, просто нажимай на крючок и все. И не направляй на людей. Только на ментов, – и он хохотнул собственной шутке. И как-то сразу замолк, подавленной общей тишиной.
Мимо них, уже по тротуару, все полотно Варшавского шоссе заполнилось людьми, проехал БМП, за ним еще один, все в сторону области. Видимо, пытались оценить обстановку. Невдалеке послышался рокот винтов, в небе показался вертолет.
– Быстро очухались, сволочи, – буркнул кто-то из толпы и снова замер в едином молчаливом порыве продвигаясь все ближе и ближе к заветной цели, уже различимой в утренней дымке, нависшей над многоярусной развязкой. Солнце быстро поднималось, холодное сентябрьское солнце, оно лишь мутно высвечивало сквозь волглую завесь тумана дорогу и окрестные здания, не разгоняло тени, а лишь сгущало их. День обещался ярким, на небе уже сейчас не найти ни одного облачка и уже не так холодно, как в начале пути. Настя расстегнулась, Тетерев прижал ее к себе, щурясь на вздымавшееся над лесопарком, за которым виднелись какие-то заброшенные заводские строения, унылое, белесоватое светило, прошептал что-то на ухо, она кивнула охотно. Внешне они были обычной парой, ничем не выделявшейся на фоне других, шедших поодаль и рядом, заурядными любовниками, коих вокруг тысячи и тысячи, сорванные с прежних мест обитания и выброшенные в дивный новый мир, до которого еще надо было прогрызть дорожку зубами и ногтями, заплатив, быть может, немалую цену за свой отчаянный поступок. Все они двигались почти нога в ногу в новый Вавилон, последний из Вавилонов, оставшихся на этой земле. Разве что Тетерев нервно покусывал губы и чаще других оглядывался на ледяной восход, на вздымавшееся упругое, белесое солнце, которому здесь, неподалеку уже заготовлена новая гекатомба.