Каким же диким, несуразным и неуместным казались эти рассказы сейчас. Как же все переменилось за прошедшие двадцать лет, раз подобное единение будет казаться новому поколению чем-то нелепым, едва ли не срамным, что новое поколение будет отмечать совсем другие победы, скажем футбольного клуба «Зенит» в Кубке УЕФА, и совсем иными способами, по сравнению с которыми тихая радость многомиллионной страны покажется массовым умопомешательством. Как наверное, казалось старикам, смотрящим на проезжавшие машины с триколором, из которых пускали фейерверки и бросали пустые пивные бутылки под грохочущую музыку, пьяные вопли и истерический девичий смех. Они отводили глаза, старики, когда мимо них проезжали кортежи, стыдясь даже не за тех, кто в салоне, переполненный гормонами, адреналином и алкоголем, но за себя. Ведь их учили совсем другому, и они должны были научить. Должны были, но отчего-то не смогли, не сумели. Что же пошло не так, отчего все пошло не так? – на вопросы не находилось ответа. И оттого, наверное, еще ниже опускались головы, темнели лица и чаще, при взрывах дикого гогота вздрагивали плечи. Да, им говорили, что это свобода, это раскрепощенность, это другой новый мир, которого им, прожившим всю жизнь под прессом, не понять, как ни старайся.
Жаль только, что и свободу и новый мир, они молодые и старые, воспринимали столь полярно. Валентин когда-то написал об этом проникновенную статью, вызвавшую немало похвал со стороны старшего поколения журналистов, в том числе и самого главреда. Вот только толк от нее был, как и от всех прочих статей последних и предпоследних лет один – нулевой. А теперь и сама газета прекратила свое существование – более за ненадобностью, а не только из-за того, что редакция осталась на той стороне Волги. Да и городок стал неожиданно маленький и очень тесный, как в старые времена, потому все главные новости люди узнавали через телевизор и радио, через динамик, установленный в каждой квартире по умолчанию, садясь утром к столу, уходя вечером спать; жизнь всегда насыщалась чужими, далекими новостями, смешиваясь, а порой и заменяя то, что происходило в соседнем дворе, через дом, через улицу, создавая иллюзию, ту самую великую иллюзию соучастия всей огромной стране – так же ставшей враз маленькой и неуютной. Ну и конечно сарафанное радио, куда ж без него. Оно как ничто другое заменяло пробелы в информации, передаваемой круглосуточно через динамик на кухне, который можно было лишь приглушить, но не выключить совсем, так уж было задумано создателями, таким его стало предназначение, говорить, не умолкая, не переставая ни на час, передавая неважно что, главное, стать фоном кухонной жизни.
В последние дни новости и того и другого радио были безрадостны. Продукты дорожали дважды в день из-за дурости начальства, взорвавшего железнодорожный мост через Волгу, тем самым, еще больше усложнив ситуацию в Ярославле. Неудивительно, что сразу после этого подрыва люди массово двинулись в Москву. Ничему не веря, и надеясь только на себя. В чем-то результат двадцатилетней пропаганды, вбивающей именно этот стиль поведения общества, полностью распавшегося на атомы, неспособного к совместным действиям, а потому легче внушаемого и управляемого, поистине доведенного до состояния зомби. И лишь на уровне интуиции, сохранившего способность в критической ситуации все бросить и валить куда глаза глядят: вот только одни называли это предательством, другие же выживанием.
Когда внутренние войска посыпались и разбежались, неспособные сдержать зомби, напавших как с другого берега, так и со стороны Северного жилого района, как раз куда отправили большую часть переселенцев, а срочники дезертировали и укрылись в районе Филина, именно тогда Валентин первый раз обмолвился о новом отъезде. Не по своей инициативе даже, так получилось, что вскоре после переезда, Валентин возился с машиной и неожиданно услышал оклик, кто-то назвал его по имени. Два однокашника, их прозвали в школе «звериной командой», Волков и Медведев, жившие когда-то в соседнем подъезде и лет десять назад вроде бы уехавшие в Москву на учебу (дальнейший путь их Валентину не был известен), ныне снова оказались в родных палестинах. Оба махали рукой, приглашая попить пивка из двухлитрового баллона. Возле скверика, у машины Волкова. Через минуту выяснилось, Волков только и приехал, да, именно из Москвы, чтобы забрать тетку и мать. В крохотный автомобильчик много вещей не помещалось, брали только жизненно необходимое, а у него в Москве (как всякий уважающий себя не москвич, тем не менее, вынужденный мириться с работой в Третьем Риме, он звал ее просто «мск», старое телеграфное сокращение, еще советских времен), у него там хорошая квартира и от жены полгода назад избавился, так что все путем.