Где-то на юге началась и быстро закончилась стрельба, вечерело, на нее уж не никто и внимания не обратил, тем более, далеко, где-то на юге. У Валентина мелькнула мысль, не навестить ли ему Яну, мелькнула, но тут же пропала. Наверное, не стоит постоянно ворошить прошлое. Хотя… может, ей понадобится помощь, ведь у нее нет машины. Если она примет от него помощь, хоть какую-то. В центре города бухнула пушка. Валентин заерзал на стуле, но решил пойти к ней на следующий день.
За Которосль его не пустили. Микрорайон, где жила Яна, достался мертвым. Когда? – спросил он, да вот уж неделю как. Сжимаемся постепенно, ответил доброволец, здесь хоть присутствовали еще и внутренние войска, немного, примерно пятьдесят на пятьдесят с вольнонаемными, сторожили НПЗ и Московский проспект, ту часть, что уходила в сторону столицы, вырываясь за пределы города. Поселок, где была конечная остановка автобуса, находился в небольшом удалении от позиций, ну совсем чуть-чуть, пара сотен метров, почему же так…
Он перестал рвать душу, заправился на ближайшей стоянке, совсем рядом с нефтеперерабатывающим заводом отстояв получасовую очередь, бензин весь разливался восьмидесятый, но это как раз по его машине, пускай привередничают владельцы иномарок. И рванул на север, подсознательно отмечая про себя, как же много машин сейчас в городе – несмотря ни на что. Пусть бензин и стоит сотню литр, но это самый безопасный способ отличить своего от чужого. Особенно, если машина недорогая. Потому как сарафанное радио передавало, были случаи нападения, в том числе и добровольцев, на роскошные иномарки, особенно все еще оборудованные мигалками, по старой бессмысленной памяти. Именно потому, что память так и не сумевших бежать чинуш подводила, им от души напоминали о том, кто же стережет их покой сейчас. В лучшем случае они расплачивались предметом своего обожания. Про худшие, если кто-то кого-то узнавал, лучше не рассказывать.
Когда он прибыл к знакомому посту, на нем будто ничего не переменилось за ночь. Женщина, ее муж, владелец водного велосипеда, в свое время угнавшего машину из аттракциона жены, чтобы немного подзаработать извозом, и еще трое. Да трое, одного не хватало.
– Не пришел, – ответила женщина, хмурясь и сжимая винтовку. – Не знаю, домой я не звонила. Да и связь ни к черту.
– Вчера нападение было, – ответил за нее муж. – Еле отбились. Мертвяков двадцать навалилось, стреляли без продыху.
– Ладно брехать, – отрезала его жена. – От силы десяток, да у тебя ж тремор, ты свою берданку не удержишь. Ухлопали двоих, да вот этот голубчик, что не явился, утекал, паразит. Валентин, может, вы к нам присоединитесь, у нас кормят бесплатно и с собой дают.
Непонятно зачем, но он «обещал подумать». А на следующий день уже не нашел поста вовсе. Вернее, не смог пробраться до места его расположения, уже другие люди объяснили, мол ночью шел бой и сами понимаете, зомби чертовы очнулись от спячки и так и прут, никак не остановишь. А они вроде бы отошли, куда именно, трудно сказать, сейчас у нас неразбериха. Может, вы тоже присоединитесь, нам людей стало не хватать. Многие бегут из города, но вы, ведь патриот, не так ли?
Ответить ему было нечего. Валентин сжег бак, выискивая нужный блокпост, покуда случайно не наткнулся на него, на железнодорожном мосту через Которосль. Из команды осталось всего двое, муж и жена, жена по-прежнему руководила добровольцами, пускай другими всего двумя, по-прежнему пыталась отпускать шуточки. Но только белые губы выдавали волнение, таящееся под завесой суровой молчаливости.
– НПЗ и ТЭЦ-2 еле держатся, – наконец, заметил муж, не выдержал. – Если возьмут, всем кранты. Нечего будет подвозить оставшейся ТЭЦ-1. Туда всю милицию послали и ребят, что помоложе. Но больно шибко прут. Больно шибко, – повторил он, потирая лоб. Жена шикнула на него, он только головой качнул.
– Да какие из ментов защитники, сами посудите, – неожиданно взвилась, не выдержав жена, – Мать родную продадут, так что мы уж сами как-нибудь, сами. Мы у них вроде заградотрядов будем. И пусть попробуют бежать. Пусть только попробуют, я ж в их буду по ногам стрелять, чтоб хоть немножко помучались.
Муж теперь уже шикнул на нее, они сцепились в едва слышной, шепотной сваре. Тихоновецкий оставил их, перебрался через мост, побродил по территории. Милиции не было видно, но добровольцы, а то и просто люди с оружием, появлялись повсюду; дважды у него спросили, к какому отряду он принадлежит, и почему произвольно меняет диспозицию – Валентин, поняв, что лучше не спорить и не прикидываться совсем уж гражданским, отвечал, с отряда номер такой-то, на железнодорожном мосту. Он попытался выяснить, как ситуация в центре, куда по-прежнему проезда не было из-за внутренних войск, отвечали неохотно и матерно, всякий раз добавляя, что если мэр попытается уйти, то дороги ему не будет.