– А вертолеты больше не летают, – заметил один из вооружившихся, – солярки уже нет. С бронетехникой решили не связываться, толку-то, все равно армия сбежала. Так что на танке мэр только выступать может, как Ельцин в свое время. Все в Москву шлют, заразы, – ругнулся он как-то беззлобно, понимая, что сейчас все мысли и его и всех ярославцев прикованы в том числе к столице.
– А я туда ни ногой, что бы тут ни случилось, – отрезал его коллега.
– Ты хочешь сказать, «когда».
– Да по барабану.
– Город все равно падет.
– А ваша крысоловка, не падет, думаешь. Теперь, когда армия вышла из игры, надеяться можно на себя и на свой автомат.
– Знаешь, зря я тебя тогда из газовой плиты вытащил, – зло ответил его приятель. Тихоновецкий, осторожно снимавший весь разговор на мобильный, как это делал почти постоянно, во время своих путешествий по городу, вздрогнул и отошел на шаг, не желая мешать, но и продолжая снимать. – Ты бы хоть сейчас не мучался и других не изводил.
Они посмотрели друг на друга с неприкрытой яростью, бушевавшей в глазах, но затем резко замолчали и ушли. Тихоновецкий выключил камеру, и пошел к автомобилю. Пока он отсутствовал, у него слили бензин, и поперли дворники, так что пришлось тащить свою колымагу до ближайшей работающей заправки и закачивать восьмидесятый по новой. Домой Валентин прибыл только вечером. В голову пришла мысль попутно объехать посты ДПС, и отделения милиции, но и там и там его встречала пустота. Власть в городе фактически перешла в руки горожан, последний жест мэра, неожиданно прозревшего и понявшего, чего он стоит без собственного народа, и на что может рассчитывать, если не договорится полюбовно.
Тьма подкралась незаметно, а с нею и постреливание, постепенно превратившееся в канонаду, в тот фон, на котором привычно было засыпать последние дни.
Милиция продержалась на позициях два дня. За это время в город полностью прекратилась подача углеводородов по трубопроводам, ночные отключения света стали нормой. Обе еще работающие ТЭЦ потихоньку сокращали выработку энергии и тепла. Наконец, когда стало понятно, что нефтепровод опустел, и больше городу в ближайшее время не перепадет ни капли, правоохранители оставили свои посты. Впрочем, назад их не пустили, впервые за свою историю, части МВД оказались в роли штрафбатов, вынужденных защищать свою позицию, с одной стороны стиснутые врагом, с другой, заградотрядами. В той роли, что прежде НКВД отводил как раз тем, кто стоял за спиной нынешних его потомков, не давая оставить территорию врагу, заставляя держаться до последнего.
Первой пала ТЭЦ-1, что на Полушкиной роще. Не то диверсия, не то еще что – но взрывы в одном из водогрейных котлов повредили корпуса и в итоге привели к цепной реакции – остановились сразу все мощности. Центр города оказался обесточен, восстанавливать самую старую в городе ТЭЦ в таких условиях было невозможно, два дня ушло на переброску мощностей с оставшихся электроцентралей. А затем уже милиция вынуждена была оставить ТЭЦ-2. Ее держали сколько смогли, но через сутки поредевшие отряды вынуждено отступили за Которосль, прикрывая только Московский проспект, по которому в сторону столицы катились и катились волны спасавшихся бегством. Пятнадцатого числа уже мэр попытался сам выбраться в Москву на своей бронетехнике, – ему удалось добраться только до моста через реку, там его встретил шквальный огонь добровольцев. Сражение продолжалось около пяти часов, после наступила тишина – мэр давно был убит. Воюющие стороны прекратили стрелять, только когда до добровольцев сумели докричаться и сообщить о ликвидации причины. Внутренним войскам позволили уйти в сторону Москвы, однако, часть осталась в помощь отрядам самообороны, что было воспринято без удивления или ненависти: как только градоначальника убили, делить оказалось нечего.
А в городе ситуация накалялась с каждым часом. Горячая вода больше не поступала в дома, электричеством снабжалась лишь половина города и то на срок в шесть часов. Бегство достигло критических масштабов, уходили уже и пешком, бросая все; в пригородах начались грабежи и мародерство, в Ярославле люди пока еще сдерживались, или их сдерживали добровольцы, трудно сказать. Хаос еще не наступил на горло цивилизации, потому уход из города не сопровождался погромами и стрельбой. Возможно, только пока. Многие спешили оставить город, понимая, что это «пока» скорее всего, не продлится долго. До тех пор, покуда не уйдут сами добровольцы, чьи посты редели с каждым днем. В спасение Ярославля, кажется, не верили даже те, кто оставался, оставался несмотря ни на что.