– Так чего вам надобно, – заразившись, и я заговорил архаикой, – новое место жительства?
– Простите, вы упредили мою речь, сразу подведя ее к самой сути. Да, к сожалению, нам остается только снявши голову, плакать и молить о снисхождении, видите ли, Артем Егорович, «Новая газета» закрылась окончательно, по причине даже не только не финансирования ее Управлением делами, но именно из-за ненужной уже оппозиционности. Ныне оппозиционность кончилась, и кончилась она плохо, как вы знаете. Посему мы склоняем свои головы перед вами, – оба синхронно склонили головы, – и предаем себя в ваши руки, равно как и всех сторонников наших, вольных и невольных.
Он еще долго говорил на эту тему, главред «Новой» ему поддакивал и порой кивал головой, видимо, стараясь не встревать в витиеватую речь Устюжного. Выходило так, что оба сдавали и своих и свои позиции, ради возможности безопасного существования. Когда наконец, приморский оппозиционер выдохся, я спросил:
– И что мне прикажете делать с вашими сторонниками?
– Суд ваш, – уклончиво ответил Устюжный. – Мы подготовили списки, Дмитрий Андреевич, будьте добры.
– Сотрудники «Новой», в том числе внештатные, отмечены красным маркером, – заметил главред, подавая папку.
Списки, несколько десятков листов, возлегли на мой стол, после чего Устюжный еще долго распинался о бедственном положении, покамест я снова не прервал его и не заметил, что свою миссию он выполнил.
– Уверен ли я, что вы донесете мое слово до ушей Дениса Андреевича? – спросил он напоследок. Я заверил, что оба могут не сомневаться, и уже отправляться восвояси. Оба ожидали, видимо, что я немедля буду беспокоить президента, однако, ничего подобного не произошло, я выставил последних оппозиционеров, убрал списки и отправился на Совбез.
Президент поджидал всех у входа, молча тряс руку и автоматическим жестом провожал к столу. Лицо его было белым как полотно, а глаза почернели – сказывалась бессонная ночь в аэропорту Хабаровска. Он дождался последнего, Нефедова, и только после этого сел за стол. Пашков уже кусал губы, глядя на своего выдвиженца, будто предчувствуя неладное. Предчувствовать ему оставалось недолго, едва Денис Андреевич сел, как накопленное в нем немедля излилось на участников Совбеза:
– Господа, – тихо произнес президент, – Россию мы просрали. Все вместе, совокупно. Если хотите, я завершил начатое.
– Денис Андреевич, – начал было Пашков, но президент не дал ему и слова вставить.
– Все, что осталось – несколько городов на Европейской части. Слышали насчет Ахмедова? Такая ситуация повсеместно. Верны только Питер, Подмосковье, ну и что там еще осталось, Новгород, Псков, Воронеж… – он вздохнул. – Только города. Сейчас сообщили, из Украины надвигается десант беженцев, так что и это ненадолго. Все ненадолго.
Денис Андреевич разом выдохся и замолчал. Пашков и Нефедов заговорили разом, к ним присоединилась Жиркевич, несколько минут беспорядочных монологов, затем снова вступил президент.
– Да, визит ни к черту, ничего подобного со мной не было, наверное, и не будет. Подобного унижения, нет, не то слово…. Неважно, – он будто бы говорил сам с собой, погрузившись в собственные думы. Потом очнулся, ощутив повисшее тягостное молчание. – Да, я же говорил о принятом решении. Еще на обратном пути, в самолете. Ничего необычного, просто месть, банальная месть мятежникам, которые…, – его затрясло, но президент кое-как взял себя в руки. Молчание стало поистине зловещим. – Я говорил с Председателем КНР с борта самолета, по счастью спутниковая связь еще действует. Он уже знал о случившемся, поделился схожей ситуацией на юге страны. Я предложил ему устраивающей обе стороны выход. Снять пограничные войска на всем протяжении границы от Амура до бухты Золотой рог. Он немедля согласился. Так что, господа, можете попрощаться с Дальневосточной республикой.
Тишина давила, поистине мертвенная тишина. Я вжался в кресло, ожидая взрыва. Но его не последовало. Скрипнуло кресло, поднялся Грудень. Вздохнул и медленно произнес, словно читая по бумажке.
– Я уже высказывался по этому поводу. Не хотелось бы повторяться…. Денис Андреевич, то, что вы сделали, не позволяет мне долее находиться в этом зале, в этом звании и, возможно, в этом городе, то есть, в этой стране. Простите, но я вынужден уйти, – он медленно, неловко, начал отцеплять с лацкана орден «За заслуги перед отечеством» сперва один, потом второй, – все они были вручены президентом. А я еще подумал, почему министр обороны пришел при параде, значит, знал, уже знал, имел разговор, и решил ответить сейчас, публично.