– Денис Андреевич, где он? – спросил я у сопровождавших министра.
– В Архангельском, молится, – не слушая Позднякова, я выскочил на улицу, едва не попав под дружественный огонь, да и названьице придумали для оправдания убийства своих, Семен последовал за мной, отстреливаясь одиночными, мертвяки падали один за одним, мазать он не умел. Подбежав к двери, он остановился, я вошел внутрь.
Денис Андреевич стоял в темном храме с погасшими свечами и лампадами, службы здесь не проводились с последней всенощной. Я подошел к президенту, он не молился, не знаю, может, не находил слов, просто говорил вслух с собой:
– Странно все это. Динора Назаровна ушла, все началось, пришла, все кончилось. И всего-то два месяца прошло. Я думал больше, да нет, я почти до самого конца полагал, что все повернется за нас. Когда Виктор Васильевич еще жив был… – я не понимал, мне казалось, он разговаривает с Всевышним, и в то же время обращается к убиенному Пашкову. – Все же это странно, нет, не страшно. Мне странно. Два месяца, вроде такой малый срок. А все вот разом было уничтожено. Не мертвыми – живыми. Это ли не странность. И сражались за благое дело, с порождением зла, а вышло – сами с собой. Со своим прошлым. Ведь без прошлого нет и будущего, а когда оно восстает на настоящее, значит будущего действительно нет. Каюсь, я еще думал, когда Виктор Васильевич ушел, что вот теперь мне никто не будет мешать, что теперь я сам по себе, что освобожусь, расправлю крылья. А ведь именно тогда перестал верить в то, что мы победим. Ведь мир либо сметен, либо уверовал в неизбежное. А я стою и все решаю и жду. И мне все кажется, что я по-прежнему главный, и от меня все зависит. Номинально я все еще продолжаю оставаться главой государства, хотя какого именно? Но расправить крылья… хоть один раз. У меня даже во время войны с Грузией не получалось достучаться до Илларионова, будто он не хотел воспринимать приказы всерьез. Ждал подтверждения. Сейчас уже не от кого, – и неожиданно обернулся.
– Денис Андреевич, простите, что помешал вашему уединению… – начал я, но президент меня перебил.
– Артем, хорошо, что зашли. Я размышлял тут, наверное, что-то вы слышали. Как обстановка? Мы еще можем сдерживать наплыв? – и следующая фраза заставила меня посмотреть на президента иначе: – Как там златоглавая? Может еще выстоять хоть немного? Знаете, я хотел бы подготовить обращение.
– Денис Андреевич, мы проигрываем бои на Боровицкой улице, все отступают в Государственный Кремлевский дворец, баррикадируются там до прибытия первого из вертолетов, он уже вылетел, с минуты на минуту будет здесь. Вам надо спешить.
– Значит, я не успел? – спросил он меня, кажется, не особо вдаваясь в смысл безумных слов. – Я почти подготовил обращение, значит…. Ладно, не говорите, Артем, я все прекрасно понимаю. Но здесь так тихо, почти не слышно выстрелов. Так хорошо. Меня всегда успокаивали церкви. В них я находил отдохновение. Как странно, как непривычно…. И Виктор Васильевич… – он замолчал и продолжил другим тоном: – А с автоматом в церкви… нехорошо это.
Мы вышли, снаружи нашу перебежку прикрывали человек десять, из которых к концу автоматной стрельбы осталась половина. Зомби хлынули с Боровицкой, сметая все на своем пути. В ход пошли гранаты, но не всегда удачно, бросали «лимонки» и сами же попадали под свистко разлетающийся чугун. Умеющих держать оружие в руках становилось все меньше и меньше, свободная для живых площадь существования так же сокращалась.
– А что Москва? – спросил президент сызнова, уже добравшись до обширного вестибюля дворца.
– Стрельба еще слышна, – произнес кто-то из оборонявших подступы. Дворец располагался так, что охранять его приходилось очень многим, а огромные окна разбитые в первые же минуты обороны, оказались манком для сотен мертвецов. Когда ответ на вопрос президента был произнесен, где-то в районе гардероба послышалась торопливая стрельба, рация ожила у Нефедова в руках, он как командующий последней операцией, приказал сдать первые два этажа и закрепиться наверху, кажется, больше никого из шишек спасти не удастся, всем закругляться и пробиваться, пока возможно к дворцу – и сразу на лестницы.
Тарахтенье автоматов перекрыл недалекий взрыв, по рации сообщили, что снаряд попал в кремлевскую стену в районе набережной. Денис Андреевич почему-то улыбнулся.
– Значит, еще есть порох в пороховницах, значит, еще живы и сражаются, – его поспешно увели наверх. Директор покойной ФСБ подошел ко мне, взглянул на автомат, кивнул.