– Ну как стреляется? – я пожал плечами, признаваться, что не сделал ни единого выстрела, не хотелось, Нефедов продолжил мысль: – Раз так, давайте отходите с Поздняковым. Я еще задержусь, подожду оставшихся.
– Владислав Георгиевич, вы же понимаете, что вряд ли кто-то… – это ему говорил сам Поздняков, выступавший в роли заместителя командующего, в ответ Нефедов покачал головой и сухо ответил: «исполняйте», Семен только кивнул и повел меня наверх. Едва мы добрались до середины пролета, внизу хлопнул взрыв, еще один, кто-то в отчаянии стрелял из гранатометов уже в самом здании. Рация Позднякова захрипела.
– Они в концертном зале, поднимайтесь все… – шипение. Семен опустил рацию и крикнул Владиславу Георгиевичу. Но в ответ получил только «подожду чуток». Мы стали подниматься. Внизу грохнуло подряд два взрыва, довольно мощных, массивная люстра, свисавшая с потолка на этаж, закачалась, посыпалась штукатурка. Семен потащил меня скорее, я же, напротив, задержался, чтобы посмотреть, не случилось ли чего с Нефедовым. Автоматная трескотня приближалась, Поздняков рванул меня. Снова взрыв, еще ближе, лестница заходила ходуном. Еще один взрыв, четвертый. Наконец, мы оказались наверху, Семен повлек меня к выходу на чердак, его стерегло четверо в штатском, одного я кажется, помнил по работе, или нет, когда человек в костюме берет в руки автомат, он становится неразличим среди толпы таких же, как странно, но без оружия, я мог легко бы догадаться, кто передо мной, сейчас несколько мгновений пытался понять, без толку, Поздняков проволок меня еще выше.
Чудовищный грохот заставил здание заходить ходуном, точно во время землетрясения. Я обернулся, в дверной проем ударила бетонная пыль, вызывая кашель и резь в глазах.
– Да что ж они там делают? – измученно произнес я. Никто не ответил, снизу послышались шаги. Слава богу, торопливые, значит, свои.
– Закрывайте дверь и сматывайтесь, – рявкнул Владислав Георгиевич, чья фигура прорезала пыль и предстала перед нами. – Вот черт, их уже нечем останавливать. Надо взрывать лестницу.
– Есть еще черные ходы, – напомнили ему. Он выругался, приказал уходить всем, и подгоняя нас, попытался закрыть эту дверь, не получилось, вероятно, перекосило во время последних взрывов. Мертвые приближались, я слышал их клокотание и бульканье, шорох ног приближавшиеся с каждым неверным шагом к двери. Нефедов бросил пару гранат вниз, одна за одной, они юркнули в бетонный туман, поскакали как орехи, и, наконец, разорвались, разнося в клочья всех, кто находился вокруг.
В дверь бухнули осколки. Нефедов рванул меня, снова задержавшегося на лестнице, за собой, приказывая всем выбираться на крышу. Сзади еще раз бухнуло, теперь уже непонятно что, послышался протяжный визг и скрежет, и после долгий грохот: верно, рушилась лестница. Нефедов продолжал тащить меня, не обращая внимания на какие-то странные хлопки позади, новые разрывы, пол уходил из-под ног, коридор шатался, словно пьяный матрос, мне казалось, еще минута и здание развалится. Но обошлось, поворот, мы выбрались на лестницу, а затем оказались на крыше.
Вертолета еще не было, я оглянулся по сторонам, на плоском прямоугольнике крыши съежившись, как всегда, сидело несколько человек спасенных, возле них стоял Семен Поздняков. Вытащив меня с лестницы, Нефедов подошел к сидящим, по ходу что-то произнес Семену, тот кивнул и пошел к лестнице. Баррикадироваться тут было нечем, гранат оставалось всего ничего, наверное, пришло время отстреливаться. Поздняков заглянул внутрь, нет, покачал головой, еще не подошли, я несколько успокоено вздохнул.
К Нефедову подошла Мария Александровна, что-то произнесла, тот в ответ пригласил ее отойти поближе к краю. Я смотрел на них, однако через мгновение все мое внимание привлек к себе взрыв в доме на набережной. Столб дыма поднялся над массивным творением Иофана, через минуту последовал еще один разрыв, что-то грохнуло уже внутри здания – и наступила тишина. Такая, какой я не помню. Словно разом выключили звук. Ни стрельбы, ни грохота орудий, ни разрывов, ничего. Ватная тишина окутала спрятавшихся на крыше. Яковлев так же поднялся, почуяв мертвенность этой тишины, подошел к краю, пристально вглядываясь вниз. Мертвые, повсюду только мертвые, словно призраки, они постепенно подходили ко дворцу. Я вздрогнул, пристально вслушивался в тишину, напрягаясь, пытаясь уловить хоть что-то малейшее движение жизни.
Нет, напрасно. Москва попросту перестала существовать. Вот так, в одночасье. Половины суток не прошло с начала конца. Из сценария последней битвы безжалостно выдернули несколько самых важных страниц. И вот, одиночество на крыше бывшего дворца съездов, съежившееся ожидание прибытия вертолета.