В комнате находилось трое. Людей? – вот этот вопрос и не мог постичь разум батюшки. На продавленных пружинных кроватях, с грязными простынями, сидели отец и мать Маринки. Уперевши пустые взгляды в распахнутую дверь, они безучастно наблюдали за происходящим на терраске. Казалось, никого не замечая, никем и ничем не интересуясь. Отец девочки, столь ненавистный Алле Ивановне, Алексей, которого похоронили только вчера, был в том самом сером костюме и несуразном красном галстуке – единственном, нашедшемся в его вещах. Яркое пятно галстука, не контрастировало, но сочеталось с пятном его губ, по которым медленно сочилась кровь, стекая на серый до синюшности подбородок, капая на ворот пиджака, на полосатую рубашку.
Мать, ушедшая в мир иной тремя годами ранее, сохранилась куда хуже. Гроб тогда выбрали самый дешевый, трухлявый, так что за время проведенное в глинистой тугой земле, она успела зачервиветь. И сейчас с почерневшим, провалившимся лицом, повернутым к двери, бессмысленно смотрела на ворвавшихся в ее дом, засохшими глазницами, веки которых, не сомкнувшиеся и при смерти, ныне окончательно лишились способности к движению.
Она сидела и медленно покачивалась из стороны в сторону. Хрипела что-то: сродни не то детской песенки, не то кабацкой. И по ее подбородку текла медленно запекаясь, неправдоподобно алая кровь. Пятнала подол короткого темно-вишневого платья в мелкий цветочек, капала на пол, к лежавшей подле нее Маринке. Совсем рядом, у самых ног.
Отец Дмитрий сделал еще один шаг. Маринка, казалось, спала, – но на шее и плечах ее виднелись многочисленные укусы, оставленные теми, кого она именовала папой и мамой – а в том, что именно они кусали свою дочь, пока она не упала, бесчувственная, обессилев от боли, отец Дмитрий ни секунды не сомневался. Вот и сейчас, несмотря на дикость обстановки, несмотря на полный сумбур, царивший в голове, он решил вынести Маринку, отобрать ее у тех, кто даже после смерти не приносил ей покоя и как можно скорее показать врачу.
Ему показалось, или его трясли за плечо. Он обернулся. Лейтенант. К изумлению отца Дмитрия в руке у него вороненой сталью посверкивал пистолет Макарова с удлиненным магазином.
– Немедленно отойдите, – хрипло произнес молодой человек, стараясь отпихнуть батюшку. – Я вам пытался сказать, вы же не хотели слушать. Ну так: посмотрели и вон из комнаты.
– Я не понимаю… они же.
– Мертвы, – холодно бросил лейтенант, спуская предохранитель и передергивая затвор. – А теперь все живо вон из дома. Все, я сказал!
Его голос разом окреп, обретя непривычную прежде четкость и резкость, зазвенел металлом, Отец Дмитрий неожиданно для себя стал бормотать отходную молитву, словно надеясь, что эти слова, обращенные к Вседержителю, немедленно возымеют действие – он очнется от морока и увидит, нечто иное. Настоящее.
Алла Ивановна не стала дожидаться второго раза, выбежала на крыльцо. Но спускаться не стала.
Едва встал с кровати Алексей, как и его жена немедленно прекратила качаться и тоже поднялась – не с первой попытки, но все же поднялась. И тоже пошла на стоявших в дверях священника и службиста. Она, словно, будучи более сведуща в делах потусторонних, нежели молчаливый супруг ее, радостно зашипела, и пыталась изобразить на лице улыбку, вот только недвижные мускулы порвались от напряжения. Отца Дмитрия передернуло.
Лейтенант тщательно прицелился, придерживая пистолет левой рукой для надежности, направил дуло в голову Маринкиного отца.
– Что же вы… – точно в забытьи бормотал отец Дмитрий. Он попытался сбить прицел, указательный палец, лежащий на спусковом крючке дернулся, и первая пуля вошла в грудь Алексея.
Лейтенант резко развернулся.
– Я сказал… пшел вон отсюда! – рявкнул он, для наглядности сопровождая свои слова действием – схватил батюшку за ворот рясы и рванул назад. Отец Дмитрий здорово хрястнулся спиной о раму. Стекла зазвенели по всей террасе, но, как ни странно, ни одно не разбилось.
У батюшки перехватило дыхание. Не смотреть он был не в силах, словно в том была его епитимья – не пропустить ни единого мгновения из развернувшейся перед глазами невыносимой сцены.
Лейтенант снова нацелился, но в это время на него набросилась мать Маринки, как-то в одно мгновение собравшись, и пружиной преодолев разделяющие их два-три шага. Молодой человек отшвырнул ее в угол, она споткнулась о Маринкино тело и рухнула на кровать, стукнувшись головой о металл спинки. Кость черепа хрустнула, однако, это не помешало ей немедленно подняться – словно ничего и не случилось.