– Наверное, действительно из другой. Мила, может, ты не будешь…
– Может, ты не будешь? – вопросом на вопрос ответила она.
– Прости.
– Нет, это ты меня прости, – немедленно ответила она. – Это сон. Это все дурной сон. Просто… знаешь, я очень беспокоюсь за тебя. Я… даже не знаю, как сказать, я… – и, не договорив, закончила совсем по-другому: – Уходи. Пожалуйста, не мучь, уходи. Только… будь осторожен.
Она зарылась в подушки, закрылась ими, прикрыв свое худенькое тело. Оставляя меня наедине с завязыванием галстука. Я медленно вышел из спальни. Вспомнил, что так и не почистил зубы, вот парадокс, совсем забыл, вернулся в ванную. Когда шнуровал ботинки, услышал шорох, донесшийся из спальни.
Милена вышла, закутавшись в пододеяльник с головой. Посмотрела на меня заспанными глазами. И произнесла едва слышно:
– Хочешь, я сама повинюсь перед Валькой?
– Ты о чем?
– О вчерашнем.
– Но ведь вчера не было того, за что ты могла бы повиниться.
– Ты тоже так думаешь? – я не ответил. Она кивнула: – Хорошо, я ничего ей не скажу. Или скажешь ты. Она ведь не поймет.
Помолчав недолго, и снова не дождавшись ответа, она пожелала мне удачи, и вернулась в спальню. Я вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
30.
Голова кружилась. Мысли путались. Образы прошлого и настоящего менялись перед глазами, подобно огням пролетавших фонарей.
Стас сбился, смешался. Казалось, он все еще находится там, в КПЗ, и в то же время, едет – куда? – ах, да, домой, наконец, домой. Как странно, как же всё странно. Точно дурной сон, начавшийся с нападения неизвестных на отделение и все продолжавшийся. Или томительное многосуточное ожидание в камере перед этим было всего лишь сном, из которого его вывел бой в РОВД и прибывший Тихоновецкий? Или сон сменился другим сном, когда он, на краткое время проснувшись, перевернулся на другой бок? Или во время сна он заснул еще раз?
Стас и верил и не верил Валентину. Не мог не верить, но и поверить был не в состоянии. Молча слушал, потом пытался возражать. И замолчал, когда Тихоновецкий включил телевизор в «Хонде» и очередной новостной выпуск – они шли по всем каналам практически беспрерывно, в основном, передавая речь президента, данные о погибших за последние дни, а так же напоминая о бдительности и осторожности на улицах. Будь то Москва или самое дальнее село – неважно. Угроза для всех одна – настойчиво вбивали ведущие новостей эту нехитрую мысль. Стас, привыкший не доверять ведущим новостей, повернулся к Тихоновецкому.
– Насколько же это все серьезно? – спросил он.
Валентин хмыкнул.
– Сейчас покажу, – они свернули на проспект Ленина, теперь до дома Стаса оставалось всего ничего.
Когда они пересекали площадь Карла Маркса, мимо пронеслась милицейская «ауди», следом за ней еще одна, а после четыре грузовика солдат в полном вооружении. Стас механически дернулся, пытаясь спрятаться за Валентином. Колонна проскочила мимо, не снижая скорости, сзади ее сопровождали еще два сине-белых «уазика» и еще одна «ауди». Ехали в направлении Угличской улицы, судя по всему, на Леонтьевское кладбище.
Проводив колонну взглядом, Тихоновецкий посуровел.
– Видишь, куда менты бросили все свои силы. Сейчас по кладбищам ударят. Поздновато, но хоть что-то сделают. Теперь я понимаю, почему они на вызов так неохотно отвечали. У нас в городе и окрестностях действующих кладбищ сколько? Четыре, по-моему. Да, четыре. Плюс еще закрытые, но на которые подхоранивают. Если посчитать, сколько умерло за последние пять лет, и хотя бы половина из них поднялось – это целая армия будет. А ты говоришь.
– Я просто спрашиваю. Мне вообще непонятно всё. Начиная с допроса и кончая заточением.
– Да я понимаю. Можно подумать, кому-то сейчас легко воспринять все это всерьез и не считать себя потом сумасшедшим. Кстати, если не возражаешь, я все же зайду к тебе. На всякий журналистский случай.
– Господи, да конечно. Наоборот, буду только рад. Да и мама подавно, – Стас догадался для чего Валентину визит в его квартиру, значит, новое интервью, но все равно кивнул. После чего хлопнул себя по лбу, только сейчас вспомнив:
– Слушай, мы же мои вещи там забыли. Вот ведь зараза!
– А мудрая мысля приходит опосля, – хмыкнул Тихоновецкий. – Что-то ценное оставил?
– Нет, – он стал припоминать, шарить по карманам. Ключи нашлись сразу. – Только ценные вещи. Бумажник, мобильник. Все, кажется.