Я уже собирался сдаться и уйти, когда это случилось. Девушка в дальнем правом углу комнаты закашляла. Это был отвратительный, хриплый и отрывистый звук кашля, который звучал так, как будто разрывал внутренности ее горла с каждой болезненной судорогой. Я сделал несколько шагов по направлению к девушке, а затем остановился. Если не считать ее болезненного удушья, в остальной части комнаты воцарилась тишина. Я наблюдал, как ее голова опустилась, a толстые липкие струйки крови и слюны закапали, и потекли по ее сложенным чашечкой рукам и по столу. Секунду она смотрела на меня огромными испуганными глазами. Она не могла дышать. Она задыхалась.
Я снова посмотрел на учительницу. На этот раз она смотрела прямо на меня, страх и замешательство ясно читались на ее лице.
В другом конце комнаты закашлялся мальчик. Его тоже внезапно охватил неожиданный ужас и мучительная боль. Он тоже больше не мог дышать.
Девушка, чуть позади и справа от меня, заплакала, а затем закашлялась. Учительница попыталась встать и подойти ко мне, но затем остановилась, так как она тоже начала кашлять и отплевываться. Не прошло и минуты с тех пор, как началась агония первой девушки, как каждый человек в комнате рвал себе горло и боролся за то, чтобы дышать. Каждый отдельный человек, кроме меня.
Я не знал, что делать и куда идти за помощью. Оцепенев от шока, я попятился к двери класса. Я споткнулся o школьную сумку и ухватился за ближайшую парту, чтобы не упасть. Рука девушки легла на мою. Я пристально посмотрел ей в лицо. Она была смертельно бледна, если не считать алой струйки крови, которая стекала по ее подбородку на книги на столе. Ее голова продолжала запрокидываться на плечи, когда она отчаянно пыталась вдохнуть драгоценные молекулы кислорода. Каждый неконтролируемый спазм ее тела выталкивал из легких гораздо больше воздуха, чем обычно.
Я отдернул руку и распахнула дверь. Шум в комнате был ужасающим. Оглушительная, отдающаяся эхом какофония отчаянных криков, которые пронзили меня насквозь, но даже в коридоре не было спасения. Жалобные звуки, доносившиеся из моего класса, были лишь малой частью воплей смятения, которые раздавались по всей школе. Из таких отдаленных мест, как актовые залы, спортивные залы, мастерские, кухни и офисы, холодный утренний воздух был наполнен испуганными криками сотен отчаявшихся детей и взрослых, все они находились в агонии и задыхались до смерти.
К тому времени, как я добрался до конца коридора, все было кончено. В школе воцарилась тишина.
Я инстинктивно спустился по лестнице к главным входным дверям. На земле у подножия лестницы лежало тело мальчика. Ему, должно быть, было всего одиннадцать или двенадцать лет. Я присел на корточки рядом с ним и осторожно протянул руку, чтобы коснуться его. Я отдернул руку, как только он коснулся меня мертвой плотью. Она была холодной, липкой и неестественной, почти как мокрая кожа. Заставив себя попытаться взять под контроль свой страх и отвращение, я толкнул его плечо и перевернул на спину. Как и у других, кого я видел, его лицо было призрачно-белым и перепачканным кровью и слюной. Я наклонился так близко, как только осмелился, и приложил ухо к его рту. Я затаил дыхание и ждал, чтобы услышать хоть малейшие звуки дыхания. Мне хотелось, чтобы внезапно притихший мир стал еще тише, чтобы я мог что-нибудь услышать. Это было безнадежно. Там ничего не было.
Я вышел на прохладное сентябрьское солнце и пересек пустую игровую площадку. Одного взгляда на опустошенную сцену за школьными воротами было достаточно, чтобы я понял: что бы ни случилось внутри здания, это произошло и снаружи. Насколько я мог видеть, улицы были усеяны случайными телами.
За семь часов, прошедших с тех пор, как это случилось, я больше никого не видел.
В моем доме холодно и безопасно, но я не чувствую себя в безопасности. Я не могу там оставаться. Я должен продолжать поиски. Я не могу быть единственным, кто остался.
Телефоны не работают.
Здесь нет электричества.
По радио нет ничего, кроме помех.
Я никогда еще не был так чертовски напуган.
3. Эмма Митчелл
Больная, замерзшая и усталая.
Я чувствовала себя плохо. Я решила пропустить лекцию и остаться дома. У меня была одна из тех лихорадок, когда мне было слишком жарко, чтобы оставаться в постели, и слишком холодно, чтобы вставать. Я чувствовала себя слишком больной, чтобы что-то делать, но слишком виноватой, чтобы сидеть спокойно и ничего не предпринимать. Некоторое время я пыталась немного позаниматься. Но я сдалась, когда поняла, что у меня было пять попыток прочитать один и тот же абзац, но я так и не дочитала до середины третьей строки.