— Деточка, сколько тебе лет? — засюсюкал он, подслеповато щурясь.
— Достаточно, чтобы фотографировать ваши бибики, дяденька, — в тон ему ответила Алина.
Пузан обреченно вздохнул и скрепя сердце благословил нас на паломничество по вверенным ему цехам «Серого автомобиля». Вместе с начальником сборочного цеха мы вышли из конторы и очутились в грохочущем чреве завода, полном проглоченных ион, которые томились тут годами без надежды на избавление от мук.
В прессовальном цехе будущий автомобиль существовал еще в зародыше — в виде колоссальных бобин с листовой сталью, сваленных вдоль стен. Отсюда можно было проследить развитие автомобильного эмбриона, его многострадальный путь от стального рулона к зверю на колесах. Технократический антураж настраивал на философский лад. Повсюду тяжеловесные, безжалостно грохочущие прессы. Станки с дьявольским грохотом выкраивали из стали крышки капота, боковые двери, еще какие-то фрагменты кузова. Готовые детали лежали стопками на многоярусных стеллажах или висели, как отутюженные части будущего костюма, на специальных крючьях и терпеливо дожидались очереди в сварочный цех. Складские помещения напоминали гардеробную светского повесы, где вместо модных тряпок хранятся двери, бамперы и боковины. Жизнь в сложном лабиринте стеллажей была полностью автоматизирована: на место пешеходов, уничтоженных как класс, заступили зобастые, суставчатые механизмы. Парк оборудования представлял собой нечто гротескное и сюрреалистическое: тележки с многоэтажными багажниками, какие-то передвижные клетки и вольеры для деталей, многоколесные маневренные велосипеды, электромобили вроде тех, что рассекают по полям для гольфа. Рабочие косились на Алину в потертой куртке и кепке-гавроше, с компактной пленочной камерой в руках, явно недоумевая, что делает на заводе этот руки-в-брюки-мэкки-нож. Некоторые тушевались перед объективом камеры, демонстративно отворачивались, но большинство поглядывало с любопытством. Начальник сборочного цеха заученно долдонил что-то о достижениях и мощностях, но его бас заглушала иеремиада работающих механизмов. Рубашка в каноническую клеточку, очки в стальной оправе, браслет часов и зажим на галстуке вкупе с казенным выражением лица делали его похожим на ожившую канцелярскую принадлежность. Он обильно потел и промокал лицо замызганным платком, припадая к клетчатой ткани, как нервная дама к нюхательным солям. Только однажды он оживился — когда речь зашла о флагманской модели гиростабилизированного «амброзио» с кузовом «капуцин».
Вращение, ритмические сокращения, трение натруженных поверхностей, хор механизмов, поющих а капелла.
Сварочный цех производил не менее сильное впечатление, чем прессовальный. Здесь на стапелях сваривали кузова, в очертаниях которых уже угадывался будущий автомобиль. Цепкая клешня автомата захватывала детали порциями, удерживая их большим и указательным, и после близорукого осмотра отправляла стальное канапе на конвейер. Суровые рабочие в спецовках, фартуках, нарукавниках, перчатках и касках трудились бок о бок с неутомимыми механизмами. Происходящее напоминало луна-парк, где круглосуточно, в три смены, кипит карнавальное веселье с фейерверками и аттракционами при пустых кабинах. Каркасы в карусельном ритме пикировали к сварщикам — сыпались искры, огнистые снопы соревновались в силе и ослепительности, — и обработанный остов полз дальше по конвейеру. Преодолев череду проверок, кузов подвергался финальному надругательству — полировке специальными присосками, которые прикладывали к телу автомобиля, как стетоскоп. На финише машины обзаводились тавром вин-номера и паспортом качества — своеобразной медицинской картой, которая двигалась вместе с пациентом по конвейеру, фиксируя болезни, прививки и индивидуальные особенности автомобильного организма.
Вращение, ритмические сокращения, трение натруженных поверхностей, хор механизмов, поющих а капелла.
В покрасочный цех — «малярку» — нас не пустили под предлогом соблюдения техники безопасности. Действительно: вход в цех украшал стенд устрашающих размеров с требованиями к обреченным, которые не побоятся ступить на эту проклятую землю: вверху — перечеркнутые спичка и человек, по-видимому, нагой, поскольку ниже были нарисованы резиновые перчатки, высокие сапоги, распятый комбинезон и респиратор. Когда мы проходили мимо, из ворот «малярки» выплыла фигура в заляпанном комбинезоне и строго посмотрела на нас поверх респиратора. «Серый автомобиль» практиковал специальную систему окраски — чередование серых и черных дней: по четным с конвейера сходили антрацитовые автомобили, по нечетным — стальные, мышиные и серовато-дымчатые. Оставалось загадкой, откуда берутся белые модели, чудо это или брак, не утилизированные отходы производства? Кузова обрабатывали, словно живописные полотна: мыли, окуная в ванны с растворами, грунтовали, сушили и отправляли в покрасочные камеры. Помимо легендарной серой краски, рецепт которой хранился в тайне, точно рецепт скрипичного лака, предметом гордости служил метод очистки с помощью страусиных перьев, не оставляющих царапин и идеально очищающих от пыли автомобильные поры.