— Фикса, где твоя фикса? Пропил?
— Потерял.
Речник конфиденциально склонился к Фиксе:
— Это сейчас была Ашер с тем парнем?
— Она самая.
— А говорят, ее вчера порезали в Дирижаблях.
— Брешут. Жива-здорова.
Однажды вечером Алина сидела в темном углу, у стойки, глядя в переполненный зал, где в глубине, за дальним столиком, виднелась спина Вирского.
— Поссорились? — Фикса сосредоточенно подравнивал батарею бутылок на полке, что не мешало ему все подмечать. Затылком, не иначе.
— Нет, с чего ты взял? — рассеянно ответила Алина.
Снаружи в октябрьской мокряди мигали фонари; лупоглазые автомобили распугивали мглу и, выставив вперед два световых столба, слепо нашаривали ими дорогу.
— На меня иногда такая жуть накатывает и начинает давить… — пробормотала Алина. — С тобой такого никогда не бывает?
— Не бывает, — Фикса умиленно улыбнулся не то стакану, не то своему отраженному в стекле безупречному граненому здоровью.
Алина еще немного посидела и выскользнула на улицу.
— Чего такая бледная? — насмешливо спрашивал Фикса несколько дней спустя.
— Всех посетителей мне распугаешь. — Мама Клара подтолкнула к Алине небольшое зеркало.
Когда они скрылись в кухне, пикируясь по поводу меню, Алина покосилась на зеркало, подтащила его к себе и брезгливо, с холодным антропологическим интересом взглянула на свое отражение. Прищурившись, приблизила зеркало к лицу и прошептала: «Сдохни».
— Ты где была? — напустился на нее Леман, усаживаясь рядом.
— В море купалась, — Алина безучастно отложила зеркало.
— Совсем рехнулась? — Леман тревожно вглядывался в ее замкнутое, угрюмое лицо. — Тебя уже вылавливал береговой патруль. Тебе мало? Денис тебя искал… Что происходит?
— Происходит катастрофа.
— Не понимаю. Ты что, влюбилась?
— Эта история слишком затянулась.
— Что думаешь делать?
— Переключиться на кого-нибудь другого.
— Жаль. С Вирским ты, по крайней мере, ни во что не вляпывалась.
— Я ни во что не вляпываюсь.
— Последний раз, когда ты ни во что не вляпалась, вы с Акселем в тире целились друг в друга из револьверов, и хозяин вызвал полицию.
— Это была шутка. Хозяин тира — кретин.
— Она притягивает к себе психов, — встрял вышедший из кухни Фикса. — Найди себе демонического брюнета, — предложил он Алине, — ты же на них обычно западаешь.
— Не демонического, а психованного, — поправила та. — Психи производят на меня неизгладимое впечатление.
Фикса облокотился локтями на стойку и многократно отразился в граненом стекле:
— А Вирский?
— Он психиатр.
— Пойдет по бабам.
— Бабы его не обидят.
— Фикса, не суйся, — отбрил того Леман и снова напустился на Алину: — Эти заплывы на маяк должны прекратиться.
— Черта лысого. Я буду плавать, пока не доплыву.
— Плыть слишком далеко.
— Когда гудит маяк, гудит и вода, и воздух, — Алина перевела отсутствующий взгляд на окно. — Морякам кажется, что это знак особой милости. На самом деле он не милостивый и не гневливый — он просто кричит и светится. Это всего лишь отблеск его далекой, отдельной от людей и непонятной жизни.
Повисла пауза, заполненная уличными шорохами и перешлепом капель на карнизе.
— Слушай, — протянул Фикса с ехидцей, — а мысль о лодке тебе в голову никогда не приходила?
— На лодке не считается. Туда необходимо добираться своим ходом, ручками и ножками. Я доплыла до скалистого мыса, который на полпути. Мы там сидели с бакланами…
— Самая подходящая для тебя компания, — хохотнул Фикса.
— Представь себе. Там мне хорошо, а здесь хреново.
ПОСЛЕ
— Твой кот ученый так пристально на меня смотрит, как будто мысли читает.
— Это он умеет.
Алина сидела на вращающемся стуле и смотрела в распахнутый иллюминатор. День был сухой и ясный, с колючим ветром, резкими, словно тушью прорисованными далями, бесплотным солнцем и белесым, распыленным по всему небу облаком. В иллюминаторы порывами врывалась приглушенная речная музыка: шипение, детонация, рокот и потрескивание, как на запиленной пластинке.
— Что стало с крысой? — Мальстрём любознательно копался в груде фотографий на столе.
— С Чезаре? — Алина крутанулась на стуле. — Где-то бегает.
— Чезаре — мужское имя.
— Ну и что?
— Жизнь ей сломаешь, — усмехнулся Зум, сидевший на нижней ступеньке трапа.
— Ладно, — сдалась та, — пусть будет просто Че.