Айна замечала, как в Петре Александровиче в эту минуту неуловимо сочетаются скромность и радостное торжество, с которым он уверенно говорил о своем деле. Он казался и беззащитным, и заключенным в спокойном своем совершенстве. Она старалась не смотреть в его лицо неотрывно, но чувствовала, что не может скрыть откровенного любования, которое все обретало силу с каждой новой узнанной чертой перед ее глазами.
-… Посоветовал бы вам обратиться к заметкам Пушкина — они немногочисленны и не облечены в форму фундаментальных трудов, но в них, как и во всем, чего касался его гений, можно открыть множество смыслов, если быть внимательным. «О классической и романтической поэзии», на мой взгляд, стоит прочесть прежде всего. Пусть я покажусь нескромным, — обратился в сторону Плетнев, — но в своем «Современнике» я также публикую статьи, относящиеся к теории словесности, и тщательно отбираю таковые, сообразуясь с теми принципами, которые постарался сейчас изложить.
— Мне теперь неловко признаться, что я выписываю «Современник», но, стало быть, недостаточно внимательно читаю, — произнесла Айна, решившись ответить откровенностью на реплику Петра Александровича. — Но до вашей лекции мне, право, сложно было подходить к поэзии, как к чему-то, подлежащему разбору и истолкованию. Она мне казалась чем-то сродни ветру в соснах или плеску волн — просто прислушиваешься и позволяешь ей звучать внутри себя.
Последнее непосредственное замечание девушки едва достигло слуха профессора — он был счастлив дать хоть какой-то исход своим неопределимо ликующим чувствам, перелив их в такую простую и объяснимую радость.
— Значит, я имею честь видеть перед собой одну из немногих моих гельсингфорсских подписчиков? — не смог он отказать себе в радости предаться свободной, ничем не скованной улыбке. — Я часто сравниваю нас, — это слово было слишком опасно сулящим, Плетневу стоило усилий напоминать себе, что он говорит о числе людей гораздо большем, чем двое. -…с узким кругом посвященных, разделяющих одно представление об истине, благе и прекрасном, наперекор или вовсе помимо всех господствующих мнений.
— Для меня честь — принадлежать этому кругу, — Айна поняла, что она и Петр Александрович теперь почти равны перед сгустившимся между ними воздухом, и она сможет это сказать: — но я чувствую, что мне недостает сил, опыта и знаний, чтобы осваивать новую глубину самостоятельно. — Она выдохнула и потерялась в словах — выговорила эту фразу, издалека так пугавшую ее, по наитию, а все важное и продуманное рассыпалось перед взглядом, обращенным на нее, казалось, с маленьким сомнением. — Я благодарна профессору Гроту и его открытым лекциям, но, я слышала, на регулярном курсе его разборы еще полнее и детальнее, и в них я могла бы найти опору своим начинаниям. И мне бы хотелось еще раз услышать вас, профессор, — она коротко взглянула снизу вверх, и Петр Александрович почувствовал, как ресницы его отяжелели. Айна любовалась тенью на его щеке.
— Мне лестно и дорого ваше стремленье. К сожалению, в этом университете я — лишь гость, и порядки его в таких частностях мне незнакомы. В столице барышни вовсе не допускаются до занятий. — Плетнев заметил, как от его слов на лице девушки изобразилась едва уловимая смесь испуга, стыда и печали. Он понял, что, побоявшись собственной увлеченности, переусердствовал в строгости тона и тотчас готов был все исправить. Нет, ему захотелось взять ее за плечи, приблизить к себе и разгладить поцелуем смятенную морщинку на лбу, своей нежностью разлить по ее щекам теплый румянец восторга. Но он был властен только над словами, которые старался делать как можно мягче. — Но я обещаю употребить все свое влияние, чтобы исполнить вашу просьбу.
Едва Плетнев договорил, приблизившийся коридором ровный гул добрался до аудитории рассеянной многоголосой толпой. Студенты другого отделения, собравшиеся на следующую лекцию, занимали свои места, повинуясь привычке и необходимости, населяя стены своими мыслями, заботами и упованиями. Петр Александрович понимал, что, верно, его уже хватился Грот, и вот-вот зайдет незнакомый профессор, перед которым ему не хотелось бы оказаться в неловком положении. Он видел, что Айна тоже обеспокоена — сладкий след благодарного торжества скоро растаял в уголках ее губ, обернувшись тревогой.
— Я найду вас здесь после лекции Грота в следующий вторник?
— Непременно, — еле слышно от волнения выговорила она, так что он, скорее, считал это слово в ее тихой улыбке. Плетнев вытянул было ладонь перед собой, но тотчас отвел и вовсе спрятал обе руки за спину, чинно поклонившись. Айна опустила глаза — от нее не укрылся этот очаровательный неуверенный жест, и она ощутила в запястье еще больший трепет, чем мог быть заключен в ином свершившемся поцелуе. Петр Александрович покинул аудиторию первым, она шагнула вперед и закуталась в воздух, сквозь который он только прошел.