Вдруг недалеко впереди профессор заметил пустую повозку — самую безыскусную, без всякой крыши, чуть ли не телегу, запряженную белобрысой чухонской лошадкой. Кругом никого не было, но казалось, что люди совсем ненадолго оставили ее без присмотра, и что-то заставило Петра Александровича ускорить шаги.
***
Скалы высились над головой, подобно сводам величественного здания, и звучно отдавался среди них шум водной струи о стенки кувшина. Пожелтелые хвоинки лиственниц усыпали бревенчатую крышу маленькой постройки, скрывавшей несколько осевших деревянных ступенек к горному источнику. Наполняя сосуд, Айна следила за резным листом клена, редкого в чухонских краях, и любовалась его рыжим следом, скользящим по поверхности воды. Сквозь ее прозрачную, ничем не замутненную глубину виднелись мелкие камушки на песчаном дне. Часто, уже отнеся кувшины на повозку, девушка возвращалась к роднику, садилась на ступеньку и наблюдала его мерное, примиряющее течение. Казалось бы, живя у залива можно было избаловать взгляд более грандиозными и роскошными видами стихии, но иногда море казалось Айне слишком несоразмерным ее настроению, и лишь у скромного источника находила она необходимый покой.
Отводя волосы со лба, девушка поднималась извилистой тропкой сквозь заросли рябинника, прижимая к себе кувшин. Она в задумчивости смотрела перед собою, повинуясь знакомым изгибам дороги, как вдруг, переступив через последний сосновый корень у обочины шоссе, заметила силуэт незнакомца и сделала невольные полшага назад.
- Прошу прощения, если напугал вас – я не хотел, - выступил вперед Петр Александрович, - заметил покинутую повозку и подумал, вдруг потребуется моя помощь.
Он окинул девушку быстрым взглядом: напряженные покрасневшие ладони обнимали кувшин, каштановая прядь, выбившаяся из-под капюшона, блеснула тускло-золотым отсветом, серые, чуть раскосые глаза настороженно остановились на его лице. Грубое шерстяное платье доходило почти до потрепанных ботинок, оставляя лишь тонкую полосочку и волнительную догадку о маленьких щиколотках. Профессор суетливо поднял глаза, сопровождая ободряющий кивок головы мыслью: «Верно, дикарка, и едва ли что-то поняла из моих слов».
- Не стоит беспокоиться, месье, - на чистейшем русском отвечала девушка, - я всего лишь приехала за водой. Вы, верно, здесь недавно, если не знаете этого родничка. Но где же ваш экипаж? – Айна поставила кувшин на сиденье, потерла затекшие ладони между собой и крепко погладила по крупу пегую лошадку, нетерпеливо поводившую ушами.
- Я следую своим ходом от Ульрикасборга, - несколько озадаченным тоном проговорил Петр Александрович, не зная, стоит ли ему прибавлять «мадемуазель».
Теперь Айна не без интереса подняла на него изучающий взгляд и почувствовала на себе свет какого-то ласкающего снисхождения, льющийся из-под темных бровей. Было что-то неуловимо знакомое в этих мягких чертах, но казалось невозможным одновременно постараться запечатлеть их в себе и сравнить со смутным образом, жившим в памяти.
- Однако, не лучший час вы выбрали для прогулки, месье, - поглядывая вверх, произнесла она, - вот-вот соберется дождь.
- Откуда вы знаете? – испытующе поглядел на нее Петр Александрович.
- Чувствую, да и замечаю особое движение в тучах – поверьте, я выросла здесь и привыкла наблюдать, - не смешавшись, сказала Айна, хотя едва ли в ней говорила теперь одна интуиция. – Если вас не смущает столь скромный экипаж, я могла бы вас подвезти.
- Разве вас никто не сопровождает? – нерешительно предположил Петр Александрович.
Перспектива прокатиться на почти крестьянской повозке, будто возвращающей в маленькое село под Тверью из детских времен, и даже быть встреченным кем-то из светских знакомых, его странно веселила.
- Отчего же, у меня есть спутник, но он будет не против, уверяю вас, - Айна отошла на несколько шагов к зарослям и крикнула звучно: «Ленский!»
Петр Александрович поднял к лицу ладонь, пряча невольный смешок, но не смог сдержаться, когда из кустов выбежал черный спаниель и остановился у ног девушки, увиваясь вокруг нее и подставляя спину ее ласкающей руке. Волнистые уши и длинная шерсть на груди пса были усеяны клочками лесных пушинок и колючками репейника.
- Отчего вы так зовете собаку? – откровенно смеялся профессор.
- Душа у него, конечно, не геттингенская, а гельсингфорсская, - с улыбкой обернулась девушка, - но к портрету Канта относится почтительно и, сдается мне, в душе немного поэт. Зато поглядите, какие кудри черные до плеч – они были для меня самым решительным обстоятельством при выборе имени этому сорванцу.
Айна принялась поправлять упряжь, и Петр Александрович загляделся невольно на ее тонкие запястья, думая, что они еще не успели согреться после ледяной воды на этом ветру. Он не знал, что сказать от удивления – та, которую он принял за чухонскую крестьянку, цитировала «Онегина» на чистом русском и обличала в себе такой живой, игривый ум, что будто преображал весь ее облик и заставлял профессора трепетать перед маленькой фигуркой, скрытой бесформенным одеянием.
- Как вас зовут? – приблизился он к девушке, обойдя повозку и чуть посторонившись от лошади, любопытно поводившей головой.
Айна так внимательно посмотрела снизу вверх, будто стремясь прочесть в его чертах причину такого интереса, и он слегка даже потупился и сделал вид, что обратил внимание на собаку, ласкающуюся к нему.
- Айна, - проговорила девушка, наклонив голову и сделав нелепый книксен, выдававший в ней совсем не искушенное в светских манерах существо.
- Петр Александрович, - отрекомендовался профессор привычно твердым голосом и протянул ладонь.
Девушка заметно покраснела и, смешавшись, отвела было от себя правую руку, но, тут же вытянув ее вдоль тела, торопливо скользнула по платью левой и несмело подала.
Петр Александрович едва коснулся теплыми сомкнутыми губами обветренной ладони, ощутив студеную хвойную свежесть и маленькую дрожь, и исполнился вдруг желания крепко сжать и согреть эти пальцы. Это и заставило его скорее отпустить их, незаметно переступая с ноги на ногу, будто проверяя твердость земли под собой.
Айна почувствовала, как странный тягучий жар, окутав ее запястье, пробрался к сердцу и тут же стал спускаться по позвонкам, заставляя колени обмякнуть. Она тоже шагнула невольно на месте, уверяясь, что по-прежнему может держаться на ногах.