Перспектива прокатиться на почти крестьянской повозке, будто возвращающей в маленькое село под Тверью из детских времен, и даже быть встреченным кем-то из светских знакомых, его странно веселила.
- Отчего же, у меня есть спутник, но он будет не против, уверяю вас, - Айна отошла на несколько шагов к зарослям и крикнула звучно: «Ленский!»
Петр Александрович поднял к лицу ладонь, пряча невольный смешок, но не смог сдержаться, когда из кустов выбежал черный спаниель и остановился у ног девушки, увиваясь вокруг нее и подставляя спину ее ласкающей руке. Волнистые уши и длинная шерсть на груди пса были усеяны клочками лесных пушинок и колючками репейника.
- Отчего вы так зовете собаку? – откровенно смеялся профессор.
- Душа у него, конечно, не геттингенская, а гельсингфорсская, - с улыбкой обернулась девушка, - но к портрету Канта относится почтительно и, сдается мне, в душе немного поэт. Зато поглядите, какие кудри черные до плеч – они были для меня самым решительным обстоятельством при выборе имени этому сорванцу.
Айна принялась поправлять упряжь, и Петр Александрович загляделся невольно на ее тонкие запястья, думая, что они еще не успели согреться после ледяной воды на этом ветру. Он не знал, что сказать от удивления – та, которую он принял за чухонскую крестьянку, цитировала «Онегина» на чистом русском и обличала в себе такой живой, игривый ум, что будто преображал весь ее облик и заставлял профессора трепетать перед маленькой фигуркой, скрытой бесформенным одеянием.
- Как вас зовут? – приблизился он к девушке, обойдя повозку и чуть посторонившись от лошади, любопытно поводившей головой.
Айна так внимательно посмотрела снизу вверх, будто стремясь прочесть в его чертах причину такого интереса, и он слегка даже потупился и сделал вид, что обратил внимание на собаку, ласкающуюся к нему.
- Айна, - проговорила девушка, наклонив голову и сделав нелепый книксен, выдававший в ней совсем не искушенное в светских манерах существо.
- Петр Александрович, - отрекомендовался профессор привычно твердым голосом и протянул ладонь.
Девушка заметно покраснела и, смешавшись, отвела было от себя правую руку, но, тут же вытянув ее вдоль тела, торопливо скользнула по платью левой и несмело подала.
Петр Александрович едва коснулся теплыми сомкнутыми губами обветренной ладони, ощутив студеную хвойную свежесть и маленькую дрожь, и исполнился вдруг желания крепко сжать и согреть эти пальцы. Это и заставило его скорее отпустить их, незаметно переступая с ноги на ногу, будто проверяя твердость земли под собой.
Айна почувствовала, как странный тягучий жар, окутав ее запястье, пробрался к сердцу и тут же стал спускаться по позвонкам, заставляя колени обмякнуть. Она тоже шагнула невольно на месте, уверяясь, что по-прежнему может держаться на ногах.
2.
— Поедемте? — коротко зачерпнув воздух отпущенными пальцами, как могла громко выговорила она и перевела взгляд на упряжь, — не то рискуем вымокнуть под дождем.
Шоссе было ровным не в пример среднерусским, как в очередной раз отметил про себя Петр Александрович, и вскоре уступчатые скалы сменили домики предместья, окруженные где распестренными, где уже облетевшими садами. За невысокими заборами можно было разглядеть то кустик калины, рисовавшийся тонкими ветками с ярко налившимися гроздьями, то приземистую яблоню, растущую будто не вверх, а вбок, и усыпанную мелкими плодами. Дымок приветно поднимался от крыш, говоря о скором конце трудового дня, согревавшейся бане и теплом паре дыхания, сопровождавшем возвращение домой. Невольно проследовав за направлением взгляда Айны, профессор посмотрел на стоявший у ее ног кувшин, крышку которого девушка то и дело придерживала, одной рукой справляясь с лошадью. Но тотчас отвел глаза, остановившиеся на изгибах ее колен, скрытых складками платья.
— Зачем вы возите воду так издалека, неужели рядом с вашим домом нет колодца? — Петру Александровичу хотелось бы задать совсем другой вопрос, но он не решался подступиться к нему так прямо.
— Это особенная вода, — отвечала Айна, и в этом наивно-уверенном тоне, как и в той фразе о приближении дождя, профессору услышалось что-то непосредственное, какое-то непонятное ему и тем милое родство с природой. Ему хотелось бы разгадать, как такое интуитивное, почти первобытное чувство соединяется в этом существе с образованностью, которую ему довелось лишь приоткрыть. Но он понимал, что стать ближе этой пленительной тайне за оставшуюся версту пути удастся едва ли. Нет, он желал бы провести в этом поиске гораздо больше часов своей жизни.