Манаси (тихо). Я знаю, Индра. Оставайся, какой ты есть. Воюй. Воюй с моими страхами тоже. (Пауза.) Иногда я начинаю думать, что стало бы со мной, если бы тебя не было.
Индраджит. Почему?
Манаси. Я знаю, тебе это придется не по вкусу. Но если я подчиняюсь многим вещам, то это потому, что на свете есть ты. Иногда я думаю, если бы тебя не было — я бы поняла, что такое ярость.
Индраджит. Значит, я приношу тебе вред.
Манаси. Да нет же, Индра! Не так — я просто не знаю, как говорить об этих вещах… Ты не понимаешь как много ты значишь для меня. Не понимаешь, какой смелой я становлюсь благодаря тебе. Если бы не эта смелость, я бы давно погибла.
Индраджит молча слушает.
Но моя смелость — не от ярости. Я не хочу сердиться. Я люблю жизнь. Я покоряюсь, я подчиняюсь, я не сопротивляюсь, но я и не жалуюсь. Оттого, что ты есть, я могу любить эту жизнь… Мне легче жить… Боже мой, я не умею этого выразить словами!
Индраджит. Говори же, говори…
Манаси. Не могу, не умею. Давай поговорим о чем–нибудь другом.
Индраджит. Мы и говорили о другом.
Манаси. Если я не пойму эту книжку, ты мне поможешь?
Индраджит (медленно). Как только я найду работу… как только я найду работу — я на тебе женюсь.
Манаси. Нет.
Индраджит. Увидишь.
Манаси. Ты что, забыл, что мы с тобой родственники?
Индраджит. Как же, забудешь! Всякий раз, как я заговариваю о женитьбе, ты напоминаешь мне об этом.
Манаси. А ты всегда отвечаешь одно и то же — мне все равно.
Индраджит. Мне не все равно. Но это еще одно дурацкое правило, с которым я не согласен. Ни с чем я не согласен! И ни с кем!
Манаси. А со мной?
Индраджит. С тобой я согласен, с твоими правилами — нет.
Манаси. Тебе быстро надоест со мной.
Индраджит. Опять. Любимые словечки,
Манаси. Но это правда. Я обыкновенная девушка.
Индраджит. А я — чрезвычайно необыкновенный человек.
Манаси. Не знаю. В чем–то — необыкновенный.
Индраджит. Благодарю вас. Как приятно слышать!
Манаси. Кажется, я ошиблась. Ты — как все!
Индраджит. Прекрасно, тогда, значит, нет проблемы.
Манаси. В каком смысле?
Индраджит. Мужчина, как все, женится на девушке, как все, — и никаких проблем. Все проблемы решены.
Манаси. Ничего не решено. И вообще нам пора идти.
Индраджит. Почему?
Манаси. Потому что уже поздно.
Индраджит. Ну и пусть поздно.
Манаси. Ты, по–моему, очень доволен. Ты меня всегда задерживаешь допоздна, а меня потом дома ругают.
Индраджит. Да ну его к черту, твой дом!
Манаси. Опять начинается! Я ухожу.
Индраджит (поднимаясь с травы). Ну ладно, ладно, пошли.
Манаси. Опять сердишься? Думаешь, я испугаюсь?
Индраджит. Нам пора идти. Уже поздно. Тебя будут дома ругать.
Манаси. Не пойду.
Индраджит (снова усаживается). Как хочешь.
Манаси. Нет, пойдем.
Индраджит, вставая, пробует обнять Манаси за плечи. Манаси торопливо сбрасывает его руку.
Ты что делаешь? Мы же в парке, нас могут увидеть.
Индраджит. Ну и что?
Манаси (шепотом). Смотри, кто–то идет!
На сцену вышел писатель. Он садится в углу.
Индраджит. Ну и пусть.
Манаси. Но он же нас видит.
Индраджит. Пусть любуется.
Индраджит снова обнимает Манаси. Манаси опять сбрасывает его руку, вырывается, убегает. Индраджит со смехом следует за ней. Писатель встает и выходит в центр сцены.
Писатель. Индраджит и Манаси. Они далеко зашли. Далеко зашли. Далеко зашли? А как далеко они зашли? Или они тоже ходят кругами? Все — кругами и кругами? Может быть, они поженятся. А что будет потом? А потом будет все опять кругами и кругами. Может быть, они не женятся. Что тогда? И тогда все кругами и кругами. Математическая задача, где в ответе — нуль. Никто не решается заглянуть в ответ, а все решают и решают задачу. Тогда в ответе получается — жизнь. У каждого — своя.
Входят Амал, Бимал, Камал.
Подождите, вам еще не время.
Амал, Бимал, Камал уходят.
Минуточку. А если предположить, что нет никаких кругов. Нет никакой задачи. Есть только минута. И каждая минута жизни — это жизнь. И не надо прибавлять минуту к минуте, не надо прибавлять свою жизнь к чужим. Потому что тогда–то и выходит нуль в ответе. Будем беречь минуты. Минуты — в них жизнь.
Амал, Бимал, Камал и Индраджит входят и усаживаются на скамью. Они тщательно одеты, напряжены, нервозны. Писатель уходит. Звонок. Амал переходит к стульям, предназначенным для мудрых и ученых, кланяется пустым стульям и с их разрешения усаживается на стул напротив. Он молча отвечает на безмолвные вопросы, остальные беседуют на скамье.
Бимал. Ты знаешь по именам всех членов кабинета министров?
Камал. Да нет, откуда.
Бимал. Черт, надо было справочник захватить!
Камал. А что толку? Черт их знает, какие вопросы придут им в голову.
Бимал. Который час, Индра?
Индраджит. Двадцать минут первого.
Камал. Сволочи. Нас вызвали на собеседование в одиннадцать, а сами только в двенадцать явились.
Бимал. Все равно это одна показуха. Они уже давным–давно нашли себе человека на эту работу.
Камал. Кого? Кого они берут? Того малого что вошел перед Амалом?
Бимал. А черт его знает! Кого–нибудь да возьмут.
Камал. Сколько времени Амал уже там?
Индраджит. Минут пять.
Бимал. Интересно, какие вопросы они ему задают.
Амал встает со стула. Он пытается уйти в том же направлении, что пришел, но сидящие на стульях одергивают его, и он, глупо улыбаясь, уходит в другую сторону.
Камал. Интересно, а по технике спрашивают?
Бимал. Вряд ли. Им же вообще все равно, что ты отвечаешь. Им важно — как.
Камал. Это точно. Уж лучше лихо ответить: «не знаю», чем нести околесицу.
Индраджит. Между прочим, лихо ответить «не знаю» довольно трудно, ты не находишь?
Звонок. Уходит Бимал. Оставшиеся двое продвигаются по скамье.
Камал. Горло пересохло. У тебя с собой нет какого–нибудь лекарства?
Индраджит. Нет.
Камал достает сигарету, собирается закурить.
Зачем же ты куришь, если пересохло горло?
Камал. И то правда. Сигарета не поможет.
Прячет сигарету.
Ты уже на скольких собеседованиях был?
Индраджит. На пяти.
Камал. Лидируешь. У меня это четвертое. И что тебе потом сообщали?
Индраджит. Ничего. Одна фирма прислала — сожалеют, что не могут взять.
Камал (помолчав). Через месяц отец уходит на пенсию.
Индраджит не отвечает. Входит писатель, улыбается, садятся на скамью рядом с Индраджитом. Пауза.
Писатель. Который час?
Индраджит. Половина первого.
Камал (писателю). Вас на который час вызывали?
Писатель. На одиннадцать. Я сегодня утром был еще на одном собеседовании, в половине одиннадцатого назначили. Мне всегда так везет. Я уж думал, опоздаю сюда. Шел, ни на что не надеялся. Но, думаю, дай все–таки зайду.
Камал. Вас еще не приглашали?
Писатель. Нет еще. Я спрашивал. Хоть в чем–то повезло.
Тем временем Бимал закончил собеседование. Он выходит. Звонок. Со скамьи встает Камал.
Сигарету?
Индраджит. Спасибо, не курю.
Писатель закуривает.
Писатель. Вы не знаете, какие вопросы задают?
Индраджит. Нет, они никому не разрешают выходить сюда.
Писатель. Всегда так делают. Но дело в том, что у этих сукиных детей мало вопросов и они задают одни и те же.
Индраджит. А как прошло то собеседование, на котором вы утром были?
Писатель. Очень мало надежды. Правда, там работа была получше, чем здесь.