- Ему на работу надо, - как бы извинилась за мужа Даша, вытирая слезы коричневой рукой.
А Нонна Павловна вытянула из-за выреза на груди маленький, с кружевами, носовой платочек и, приложив его сперва к своим глазам, стала вытирать глаза сестры.
Потом они вошли в дом, пахнущий свежеоструганным деревом, недавно вымытыми полами и нагретой известью, золой и глиной от протопленной русской печи. И хотя дома этого раньше не было, на Нонну Павловну вдруг от всех его стен пахнуло таким родным, давно знакомым духом, что слезы снова выкатились из глаз и повисли на ее красивых крашеных ресницах.
- Даша, милая, - проговорила она потрясенно, - да это что же с тобой?
- Что со мной, что со мной? - скороговоркой, будто испугавшись, спросила Даша.
- Да ты какая-то, я не понимаю, старенькая, что ли, сделалась. А ведь ты моложе меня...
- Моложе, моложе, - подтвердила Даша. - На три года почти что моложе. Но вот видишь, ребятишки, заботы... А ты-то, Настенька, какая еще красавица! Любоваться только можно...
Нонна Павловна искоса взглянула на себя в большое зеркало, вделанное в дверцу платяного шкафа, и, поправив волосы мизинцем, спросила:
- Живете-то вы как?
- Живем ничего. - Даша стала накрывать стол скатертью. - Можно даже сказать, хорошо сейчас живем. Лучше живем, чем раньше. Ну не так, чтобы уж очень, но ничего...
- С мужем-то у тебя все хорошо?
Нонна Павловна спросила это, как обыкновенно спрашивают не только сестры, но и просто подруги. В вопросе этом не было ничего удивительного. Но Даша вдруг насторожилась и, держа тарелку на весу, спросила:
- Это в каком же смысле?
- Ну, не обижает он тебя?
- А зачем же ему меня обижать? Я тоже работаю...
- Все работают, - сказала Нонна Павловна. - Но мужчины теперь чересчур гордые. Повсюду только и слышно...
А что слышно, так и не сказала. Открыла чемодан, вынула зубной порошок в пластмассовой коробке, полотенце, мыло.
- Мне умыться надо.
- И правда, и правда! - заторопилась Даша. - А я-то, дура деревенская, хотела тебя сперва покормить.
- Я кушать не хочу, - сказала Нонна Павловна. - Я так рано не кушаю...
- Какое же рано? - Даша посмотрела на ходики. - Седьмой час.
- Для нас это рано. - Нонна Павловна перекинула полотенце через плечо.
Даша вывела ее во дворик, где на столбике, под чахлой рябиной, был прибит над тазом умывальник. Но Нонне Павловне было неудобно умываться под ним, и Даша приготовилась сливать ей из кувшина. И, стоя с кувшином, говорила:
- У тебя, Настенька, и кожа-то на личике, я смотрю, чисто девичья белая-белая. Будто тебя молоком мыли. Не стареешь ты нисколько. Только в теле раздалась немножко. И вправду ты моложе меня...
Даша произносила эти слова без тени зависти. И зачем завидовать? Раньше, в юности, Настя имела преимущество перед сестрой оттого, что была старше: за Настей уже ухаживали парни, Филимон ухаживал, когда Даша еще считалась девочкой. А теперь опять же Настя в превосходстве оттого, что выглядит моложе младшей сестры. Значит, Настя, надо думать, счастливее Даши. Значит, такая неодинаковая у них судьба.
Интересно, однако, узнать, как это смогла уберечь себя Настя от губительного действия времени? Ведь время-то было нелегкое, для всех нелегкое. Сколько всего пережито было за эти годы, пока не виделись сестры! Взять хотя бы одну войну. Сколько жизней, сколько здоровья унесла война! Сколько всего хорошего сгублено, порушено! А были ведь и другие переживания, и другие заботы, сосавшие сердце, сушившие тело. Как же это Настя-то не уходилась от всего этого? Вот она стянула через голову легкое, воздушное платье в крупных цветах. Теперь хорошо видно и алебастрово-белую ее шею, без единой морщинки, и плечи, гладкие, как у статуи, и нежную, полную грудь в затейливом лифе. Или, может быть, она хорошо отдохнула от всего пережитого и снова набралась и сил и свежести в каком-нибудь санатории?
Все это хотелось Даше выспросить, выведать у сестры. И, сливая воду из кувшина, она начала было расспросы, когда в воротах появилась маленькая девочка и, как взрослая, придирчиво заговорила:
- Вы что же, тетка Даша? Где же вы? Ведь народ собрался...
- Ой, и вправду, что же это я! - Даша поставила кувшин на табуретку. Ой, и вправду, мне ведь надо бежать. Я сейчас, я сейчас, Лизавета, заверила она девочку. И поглядела на окна своего дома. - А ребята мои еще спят...
- Ты не беспокойся, Даша, я сама их накормлю. - Нонна Павловна стала вытираться мохнатым полотенцем. - Ты иди куда тебе надо...
- На работу мне надо, - сказала Даша. - А я и забыла, что Насти-то нашей нету. Она вчера еще оформляться поехала в райисполком. Уезжает наша Настя, главная помощница моя над ребятами...
Даша ушла, так и не успев толком объяснить, куда уезжает Настя.
4
Проснулись дети. Виктор и Сергей, скуластые, как отец, с синими глазами матери, и Таня. Они не удивились, увидев в доме свою тетю. Они и раньше знали, что она живет где-то в Москве и скоро должна приехать. И сразу стали называть ее тетей Настей.
Нонна Павловна раздала им подарки: мальчикам - по перочинному ножу и по набору цветных карандашей, девочке - дамскую сумочку. Таня сказала "спасибо" и прикрикнула на братьев, не сумевших так же вежливо принять подарки. Потом Нонна Павловна взяла два ножа, с яростным выражением на лице поточила их друг о друга и стала нарезать тонкими ломтиками привезенную ею московскую колбасу. Ножом же она открыла банку с джемом и коробочку с икрой.
Мальчики с еле скрываемым удовольствием смотрели на эту праздничную еду, но ели ее с достоинством, вдумчиво, не торопясь, как, вероятно, и полагается есть настоящим, уважающим себя мужчинам.
Таня очистила селедку и поставила на стол чугунок с картошкой в мундире. К городской еде она не прикоснулась и старалась даже не смотреть на нее, как бы желая показать, что уже не маленькая, чтобы в будни питаться такой деликатной пищей.
Оглядев одежду ребят, дом, вещи, Нонна Павловна сделала вывод: "Живут не шибко. Хотя, - подумав, добавила она про себя, - получше живут, чем мы когда-то жили. Дом пятистенный, радио, патефон, кровати с шишками, одеяла хорошие, книги..."
- Кто же у вас книги-то читает?
- Все, - ответила Таня. - Ну, правда, не все, - поправилась она. Витька не очень-то читает.
- И мама читает?
- И мама, - подтвердила Таня. - Только она больше про телят читает. А папа сердится...
- Почему же он сердится?
- Он сердится, что она только про телят читает, как их надо воспитывать. А он говорит: "У тебя дети". И велел ей прочитать в обязательном порядке книгу "Жатва" Галины Николаевой.
- Ну, и она прочитала?
- Нет еще...
- А папа сильно сердится?
- Сильно...
Нонне Павловне захотелось выспросить у детей все, все о жизни родителей. Ведь у детей лучше всего выспросишь... Но вдруг пришла Настя.
Она оказалась действительно красавицей и действительно была похожа на тетку в молодости, - стройная, гибкая, с загорелым веселым лицом, освещенным лучистыми глазами, с толстой косой, с живыми движениями. Она уже выросла из своего платья, ситцевого, красного с белыми горошинами. А материнские платья ей, видимо, не придутся - она крупнее матери.
Нонна Павловна привезла в подарок племяннице кофточку, но, увидев ее, тут же передумала и решила подарить крепдешиновое платье: "Пусть помнит тетку".