Сейчас Иллимар в тюрьме. Ханнес уже ходит с палкой. Феликс приступил к новой постановке, она уже готова, я ее видел. Она сделана на основе японских сказок, там играют полутона, отрывочные, сказанные как бы нечаянно слова, тончайшие цветовые оттенки. Тема спектакля, на мой взгляд, — течение времени, чистое время как таковое. Люди на сцене — как бумажные силуэты, какие-то бестелесные, исполненные хрупкой духовности. Накануне премьеры Феликс дал интервью, где он выражается весьма изысканно, но из которого можно вычитать, что страсти и всяческие эксцессы он считает выдумкой европоцентристской культуры новейшего времени и сравнивает это со слепцами, которые за оградой блуждают в зарослях крапивы. Мой идеал — белая ровная снежная равнина под солнцем, заявил Феликс. И еще в интервью загадочно говорилось, что благодаря разным субъективным и объективным обстоятельствам у Феликса теперь есть наконец возможность ставить то, что он сам хочет.
Я дал Иллимару прочитать рукопись этой книги. Он ответил из тюрьмы, что, на его взгляд, все верно и я спокойно могу отдать рукопись в печать. Единственным его пожеланием было поместить в конце произведения известную фразу Антонена Арто: «Небеса еще могут упасть нам на голову. Театр создан для того, чтобы в первую очередь объяснить нам именно это». Я привожу эту фразу, но не в самом конце, и еще добавлю, что небо Иллимара действительно обрушилось, но театру-то что от этого? Послал рукопись также Феликсу, Асте и Ханнесу. Аста не ответила. Феликс прислал напечатанную на машинке лаконичную, слегка ироническую благодарность за доставленные чтением переживания. Ханнес же прислал ругательное письмо, в котором спрашивал, не могу ли я зарабатывать деньги на чем-нибудь другом, но добавлял, что ничего не может поделать, раз я вознамерился всю эту чепуху отдать в печать. Я и отдал ее в печать. Иначе я никак не мог выразить свое чувство благодарности к Иллимару, который в конце концов был тем человеком, кто научил меня ходить в театр, а может быть, и любить театр, и эта любовь стала для меня обязанностью и наслаждением.
Осенний бал
Сцены из городской жизни
(Роман)
Ранняя осень
1
Что-то обязательно должно было случиться.
В этот год, как и в любой другой, много было всяких примет и делалось предсказаний, которые действовали лишь на тех, кто к этому расположен. А осень выдалась особенно грибная, так много белых не помнили уже давно. Яблок уродилось даже слишком: ночами они падали в траву, консервные заводы не могли принять такой урожай, горы фруктов начали гнить. В мире было похищено несколько самолетов, хотя подобные преступления встретили широкое осуждение и сурово карались. Несмотря на прирост населения, послеобеденные часы были на удивленье тихие. Все это вместе напоминало жизнь, но чем-то и настораживало, и Ээро, как и всегда, одолевали дурные предчувствия.
26 июня с пригородной станции ушел тепловоз без машиниста. То есть машинист или его помощник на ходу спрыгнул с тепловоза, а обратно запрыгнуть не смог. Тепловоз сбил шлагбаум в воротах предприятия, дошел до боковой ветки, а оттуда на главный путь, ведущий в город, навстречу прибывающему пассажирскому поезду, причем скорость пассажирского была 80 километров в час. Однако машинист сохранил хладнокровие. Заметив приближающийся тепловоз, он успел остановить поезд и дал задний ход. Столкнулись тепловозы лишь тогда, когда их скорости были примерно одинаковы. Этим в последний момент удалось предотвратить несчастье. Произошло это через пару дней после Иванова дня. А через пару недель опять случилось странное происшествие.