Сам Ээро был поэт. Он писал стихи, но не знал, кому. Вот и в статье было сказано, что в его стихах зачастую отсутствует адресат. Это его всерьез огорчило. Безадресное существование отнюдь его не привлекало. На улицах было полно людей, но Ээро не осмеливался спросить у них, читали ли они его стихи и что о них думают. Он боялся услышать отрицательный ответ.
6 июля исполнилось 500 лет со дня смерти немецкого математика и астролога Региомонтана. Астрологии Ээро не знал, правда, один раз в университете попытался было познакомиться с ее основами, но бросил. Так что этот юбилей, такой значительный день для некоторых, ничего ему не говорил.
Он жил в центре Мустамяэ, на шестом этаже большого панельного дома среди других таких же домов, в одном доме вместе с несколькими сотнями других людей. Он их не знал, за исключением некоторых, внешне более интересных, своеобразных индивидуумов, запомнившихся ему на улице у дома, во дворе либо в лифте. (С одной супружеской парой он однажды на два часа застрял в лифте, испытал вместе с ними недостаток воздуха и острую необходимость по малой нужде, что еще хуже). Все эти псевдознакомые и его тоже знали в лицо, но внешне это никак не выражали, и Ээро отвечал им тем же. Был, правда, один особенно симпатичный старик, с которым Ээро начал было вежливо здороваться, сам не зная почему, но старик оказался подозрительным, не отвечал, и Ээро тоже скоро перестал здороваться — к чему хорошего старика пугать своими приветствиями?
Так что свое окружение Ээро воспринимал скорее как некий пейзаж, наполненный движущимися фигурами.
Но и жизнь порой давала о себе знать. Время от времени раздавался крик, один человек окликал другого. Пролетал низко самолет, мигая огнями. Но район был все-таки тихий. Большая магистраль проходила за домами, и шум моторов сюда не доходил. Зимой становилось совсем тихо, потому что дети сидели дома. Порой, открывая окно, Ээро чувствовал запах человека. Когда в квартире под ним открывали окно, оттуда доносились запахи тепла, парфюмерии, супа. Там кто-то жил. И это все, что о нем было известно. И за стеной кто-то жил, и наверху тоже. Но все они были тихие. Ээро заметил, что люди вообще ведут себя относительно тихо. Кричат они редко. Внизу, например, за стеной, и вверху никто еще никогда не кричал, ни разу. Панельные дома были огромные, но Ээро полностью соглашался с французским философом Гастоном Башляром, что эти дома хоть и велики, но никак не скажешь, что они высокие, потому что в них отсутствует вертикальное измерение, одна из важнейших вещей, которая вообще дом делает домом. В них нет и подвала, где бы бегали крысы, ползали змеи, драконы и прочие квазиреальные и хтонические существа. Нет в них и чердаков, где близость неба пробуждает возвышенные мысли, где в каморке под крышей обитает свободный дух. Просто квартиры, поставленные одна на другую. А поскольку эти дома компактны и замкнуты, они никак не зависят от окружающей среды и не имеют связи с космосом. Стены этих домов не сотрясаются от ураганов. Грозы не могут сорвать с них крыши.
И все же Ээро любил смотреть на этих монстров, каждое утро попадающих в его поле зрения. Он стал испытывать к ним даже что-то вроде нежности, когда понял, что их надо считать просто большими безымянными объектами различного вида и в разном освещении. Ведь все человеческое тут было исключено, индивидуальное не мешало, вкусы не играли никакой роли, оставалась одна лишь голая форма. Большие прямоугольные ящики на плоскости, огромные монументальные скульптуры. Ээро не принадлежал к числу антиурбанистов. Не жаждал возвращения назад, к стропилам. В микрорайоне он находил и настроения, и тайны. Он наблюдал за рождением, умиранием, игрой теней на шершавых стенах панелей. Он обнаружил, что космос косвенно проглядывает и здесь, что он снисходителен по отношению даже к самой грубой фактуре. Ээро не пренебрегал городом как таковым. Он находил в городе свой особый, любопытный, гнетущий ритм, своеобразную подавляющую мощь, свои горькие радости. Ведь и это тоже был мир. Ездят смотреть на пирамиды в Египте, смотрят на Эйфелеву башню, но и здесь в городе свои впечатления. Нужно быть только немножко чувствительнее, капельку и себя открывать навстречу тому миру, который тебя окружает. Надо подойти к окну.