– Будь здоров, путник, – сказал он. – Чего желаешь?
– Будь и ты, хозяин, – ответил Жуга. – Почем пиво твое?
– На менку кружку налью… – Монета не двинулась с места. – Э-э… две, – поспешил поправиться тот. Кругом заусмехались.
– Годится, – одобрил Жуга. – Принеси одну.
Менка скрылась в кошеле у Михеша, а перед пришельцем появилась глиняная кружка с шапкой пены и полушка на сдачу. Жуга пригубил, кивнул довольно: «Доброе пиво», – и принялся за еду. Ел он неторопливо, совершенно обыкновенно, и вскоре это зрелище всем наскучило. За столами возобновились прерванные разговоры, сдвинулись кружки. Кто-то засмеялся чему-то. Забрякали кости в стаканчике.
– Хлеб да соль, – послышалось рядом.
Жуга поднял взгляд.
У стола стоял такой же, как и он, парень лет двадцати, с курчавой русой бородой, одетый в длинную черную свитку. Кружку свою он уже поставил на стол и теперь усаживался сам на скамейку напротив. Жуга не стал возражать, лишь кивнул в ответ.
У его нового собеседника были веселые карие глаза, добродушное лицо и длинные волосы, некогда, впрочем, подстриженные «под горшок». Сложением он был покрупнее, чем Жуга, а вот в росте уступал заметно; говорил он, сильно окая, и вообще выглядел не здешним.
– Меня Реслав зовут, – меж тем продолжал он.
– Жуга, – кивнул Жуга.
– Откуда родом будешь?
Жуга обмакнул луковое перо в солонку, с хрустом сжевал. Запил пивом. Ничего не ответил, лишь покосился мельком на посох у стола – здесь ли. Но собеседник оказался не из обидчивых.
– Я сам-то с севера, с Онеры-реки, может, слыхал? Тоже, вот, брожу по свету. Видел я, как ты драчуна-то потянул. Ловко! Где волхвовать-то сподобился?
– Где – про то долго рассказывать, – нехотя ответил Жуга, – да и зачем тебе?
Реслав широко, по-доброму улыбнулся.
– Это можно. Ходил я в Марген, к Тотлису-магу, думал колдовской премудрости обучиться, потому как сызмальства к наукам тягу имею…
Жуга так резко вскинул голову, что мелькнул в разлете волос шрам на виске.
– К магу… – прошептал он, и уже нормальным голосом спросил: – И что у мага? Учился?
– Да в учениках у него недолго пробыл, – усмехнулся Реслав. – Как деньги кончились, уйти пришлось. Может, еще поглядел бы этот маг, оставить меня при себе, или обождать, да приятель мой – Берти Шварц, бестолочь, даром что папаша у него богатый – взорвал всю его лабораторию, ну, Тотлис и осерчал. Я в чудесах не мастак, но чему успел – научился, потому и интересуюсь – ты тоже, вижу, в этом кумекаешь.
Жуга слегка расслабился, черты лица смягчились.
– С гор я иду, – сообщил он.
– Это-то я вижу, что с гор, – кивнул Реслав. – Посошок, вон, твой на макушке стертый, там, где валашка была – топорик ваш горецкий… А вот какого ты роду-племени, в толк взять не могу. На волоха вроде не похож. Карваши, хоть и с ведовством знаются, черноволосые все, как дегтем намазаны. Вазуры одеваются не так и бороду носят, а у ладов серьга в ухе и ростом они пониже тебя… Кто ты будешь?
– У волохов я рос. – Жуга отодвинул кружку. – А что лицом с ними не схож – не моя в том вина. Как отца с матерью звали, то мне не ведомо – подкинутый я. Старик один меня вырастил – сам травознай да заговорник был, он и учил всему, что знаю… Потом пастухом был. Такое вот…
– А-а…
Реслав помолчал, заглянул в кружку, покачал на ладони тощий кошель. Вздохнул.
– Лет-то тебе сколько?
Жуга пожал плечами:
– Я не считал, другие – и подавно. А тебе?
– Мне-то? Девятнадцатый идет… Ты, я слыхал, подработать хотел?
– Было дело.
– А что ты делать умеешь? Грамоту, цифирь знаешь?
– Какой же пастух счета не знает! Только, наверное, ни к чему это здесь. Что умею? Ну… Пасти могу, само собой. Белить-красить тоже. Дрова рубить могу, сено косить… Изгородь ставить…
– А крышу?
– Что?
– Крышу крыть можешь? Меня тут один хуторянин зазывал – хату у него наново перекрыть нужно. Я бы взялся, да одному вот несподручно. Видишь, вон он сидит, усатый.
Жуга печально покачал головой:
– На крыше не смогу. – Он похлопал ладонью по ноге. – Боюсь: не дай бог грохнусь, колено век не заживет.
Реслав посмотрел с пониманием, кивнул.
– Где калечил-то? – спросил он. Жуга закряхтел, но ничего не ответил. – Ну, ладно, на крышу я сам полезу. Снизу-то подмогнешь?
– Надо думать… А платят сколько?
– Сейчас прознаем… – Реслав повернулся к соседнему столу. – Довбуш! Эй, Довбуш!
Через полчаса оба уже шагали вслед за Довбушем на недалекие выселки, подрядившись работать за харчи, ночлег и десять менок на брата – хозяин клюнул на дешевизну.
Стемнело. Высыпали звезды, яркие, мерцающие в теплом воздухе. Реслав старался не спешить, приноравливаясь к спутникам. Жуга, казалось, видел в темноте что твоя кошка, в то время как хуторянин поминутно спотыкался и поругивался втихомолку. Довбуш был полноват, пыхтел, отдувался – немудрено, что сам не мог починить крышу.
– Эй, чудодей, как там тебя… Жуга! – окликнул он. – Посветил бы – луны-то нет сегодня… А, пропасть… – Нога его попала в очередную колдобину. Жуга задумался на секунду.
– Альто-эйя, – негромко сказал он. Макушка его посоха осветилась синеватыми сполохами. «Эва!»– ахнул позади хуторянин. Жуга повел пальцами, попытался сделать свет поярче, но добился лишь того, что тот вообще погас.
– Ах, незадача… – Реслав остановился. – Теперь не повторишь. Ну-тко, я попробую… – Он забормотал что-то вроде: «Это сюда… надыть на конец, значит… От… Ага…»– затем скомандовал: «Эт'Северерес!»– и замер в ожидании результата.
Перед лицом его заплясал в воздухе на тоненьких своих крылышках ночной светлячок. Реслав крякнул смущенно. Довбуш хохотнул.
Появилась вторая светящаяся точка. Через миг к двум добавилась третья, пятая, десятая. Вскоре перед Реславом клубилось, плясало в воздухе целое светящееся облачко. «Хватит! Довольно!»– замахал он руками, но облако продолжало расти. «От черт!» – ругался теперь уже Реслав, отмахиваясь от мошкары, и лишь когда все трое добрались до хаты Довбуша, махнул рукой: «Сгинь!» – и светлячки рассеялись в ночи.
– Ну, это…
– Да, дела, – крякнул хозяин. – Вы тут со своими наговорами не очень-то, не очень! И мне спокойнее будет, и вам охоты озоровать меньше.
Для ночлега Довбуш выделил обоим сеновал. Реслав долго ворочался, бормотал что-то, шлепал комаров. Окна хаты давно уже погасли. Где-то далеко стонала ночная пичуга.
– Жуга, – позвал Реслав. – Эй, Жуга! Или спишь?
– М-мм… чего?
– Я все спросить хотел – если у тебя в мешке всякая там дребедень, что ж ты на задиралу того так осерчал?
– Травы у меня там, – сонно ответил Жуга, – колено лечить, да и вообще. Я и забоялся – ну как этот дундук со злости все повыбрасывает, денег не нашедши… Можно, конечно, еще потом насобирать, но ведь год на это уйдет… А зачем ты два «ре»в наговор поставил?
Реслав смущенно заворочался.
– Это когда «Северерес»? Ну, эт-та… навроде эха, значит. Эх, забыл, как по-научному. Ранез… Ноза… Чтоб сильнее было, в общем. Ах, леший! – он даже сел, с шорохом разметав сено. – Так вот отчего светляков не остановить было!
Жуга помолчал.
– Мудрено, – наконец сказал он. – А цвет?
– Желтый… Как глина.
– Мудрено, – задумчиво повторил Жуга.
Реслав вдруг захихикал, толкнул приятеля локтем.
– Слышь, Жуга, а как ты битюга этого заставил… ну, это… в штаны, а? Как, а?
– Не заставлял я, – засопел тот. – Сам он… – И тоже засмеялся. Смех его был тихим, словно бы шуршащим, но искренним. Отсмеявшись, оба зарылись поглубже в сено и погрузились в сон.
В раскрытых дверях сарая показался неясный сгорбленный силуэт, постоял секунду-другую, прислушиваясь к доносившемуся сверху сопению спящих, и исчез бесшумно, будто и не был вовсе – только ветерком повеяло. Где-то в деревне – еле слышно было отсюда – забрехал пес, и все стихло.