— Я не инвалид, — сказала Хэйко.
— Конечно, нет. Но пока что нет никаких чрезвычайных обстоятельств, которые тебе нужно было бы улаживать, и никаких битв, в которых нужно было бы сражаться. Так что отдыхай, пока есть возможность.
— Во время плавания я только и делала, что отдыхала.
— Если я правильно помню, ты еще носилась так, будто хотела скинуть плод.
Хэйко рассмеялась.
— В самом деле?
— Похоже, время уже прошло.
— Три месяца, — сказала Хэйко. — Сверх обычного срока.
— Когда князь Гэндзи узнает об этом…
— Он не узнает, — сказала Хэйко. — Во всяком случае, пока.
— Но зачем откладывать? Чем раньше он узнает, тем лучше.
— Не стоит привлекать его внимание, пока мы не будем уверены.
— Уверены в чем? Насчет твоего состояния никаких сомнений нет.
Хэйко улыбнулась.
— Мы не можем быть уверены, что ребенок выживет. Зачем беспокоить его по делу, которое может оказаться совершенно пустячным?
— Я думаю, Хэйко, он хотел бы об этом знать, и я думаю, что он предпочел бы узнать об этом прямо сейчас.
— Подождем, пока ребенок родится. Если мы сообщим ему сейчас, возможно, он будет недоволен. Он может приказать покончить с этим делом.
Старк был ошеломлен.
— Покончить с ребенком? Но почему?
— Он — князь, — сказала Хэйко. — Кто знает, что он сделает? Обстоятельства необычны, и потому трудно предсказать, какие чувства это у него вызовет. Но точно можно сказать, что шансы ребенка будут выше, когда он уже родится. Приказ о его казни менее вероятен, чем распоряжение прервать беременность.
— Не стану утверждать, будто за год я стал намного лучше понимать Японию, — сказал Старк, — но я все-таки не могу поверить, чтобы Гэндзи пошел на такое варварство, да еще и без причин. — Ему пришлось сделать над собою усилие, чтобы успокоиться и взять себя в руки. — В любом случае, мы теперь в Америке. Даже если он и отдаст такой приказ, никто здесь не совершит такого ужасного дела.
— Дзиро и Сёдзи, — сказала Хэйко.
— Прежде я их убью.
Хэйко улыбнулась Старку. И, как всегда, лицо ее при этом сделалось таким нежным и ласковым, что у Старка перехватило дыхание.
— А меня ты тоже убьешь, Мэттью?
Старк уставился на нее и долгое время не мог произнести ни слова. Когда же он наконец заговорил, то голос его был хриплым. Он спросил, хотя и так знал ответ:
— Неужели ты убьешь собственного ребенка?
— Я выполню приказ моего князя.
— Я не верю, чтобы он отдал подобный приказ, — повторил Старк. — Я не вижу для этого никаких причин.
— Я не утверждала, что он это сделает, — сказала Хэйко. — Возможно, он будет счастлив. Но он — князь. У князей есть свои соображения, каких нет у обычных людей. Лучше избегать ненужного риска, не так ли?
Взгляд Старка был устремлен куда-то вдаль, и вид у него сделался совершенно несчастный.
Хэйко было жаль его. Она объяснила бы ему все, если бы могла, но ее и саму терзала неуверенность.
Продолжая делать вид, что любит ее, Гэндзи отправил ее в изгнание. Конечно же, он это так не называл. Он вручил ей значительную сумму золотом и поручил основать прочную опору для клана здесь, в Америке. Он попросил Мэттью Старка, его верного американского друга, защищать и опекать ее у него на родине. Но оставался один простой, неопровержимый факт: теперь между ними пролег океан, и произошло это по распоряжению Гэндзи.
Хэйко верила, что он любит ее. То, как он смотрел на нее, как он к ней прикасался, его интонации, выражение его лица — даже то, как он дышал, когда спал рядом с нею, — все это говорило Хэйко, что он любит ее не меньше, чем она его — а она никого в жизни не любила так сильно.
И все же она очутилась здесь, в этой чуждой стране, а он остался там, на другом краю света. Почему он отослал ее? Узнает ли она об этом хоть когда-нибудь? А когда он узнает о рождении ребенка, что он станет делать? Велит ей вернуться? Прикажет убить и ребенка, и ее?
Хэйко положила ладонь на слегка раздавшийся живот. Если ребенок выживет… Если это будет мальчик… Но какой смысл строить догадки? Пока что оставалось только ждать. Ждать и хорошо заботиться о себе. Время ответит на все вопросы. Время и Гэндзи.
Хэйко закрыла глаза и, улыбаясь, начала понемногу засыпать.
Старк сидел, не смея пошевелиться. Хэйко уснула, прислонившись к нему. Она была такой маленькой и хрупкой, а путешествие — таким тяжелым.
Она ждала ребенка.