— На тебе тулуп надет, что ли, если ты так можешь спать, — удивился Иван.
— Да вот, мужики, проспал, — виновато развел руками Гоша, которому выпало приглядывать за костром как раз в предутренние часы…
Холод все больше просачивался в зимовье, тревожил спящих, и, судя по внезапно стихшему храпу, проснулся и Тимоха Карасев. Но придется ему, Ивану, подниматься. Хотя, видит бог, совсем этого не хотелось делать: он топил всю вчерашнюю ночь. Если по справедливости, то кто-то другой должен сегодня кочегарить. Лучше бы Тимоха, если же опять говорить о справедливости. Но этот, как уже давно понял Иван, встанет, лишь если его ногами с нар столкнуть или когда до ветру приспичит. А потом, если он что и сделает, то сделает как одолжение всем. В тайге человек всегда на виду и быстро выявляется, кто есть кто.
Проснулся Глеб Белых и почти сразу же сполз с нар. Иван почувствовал недовольство собственной совести: ругал в душе ленивого Тимоху Карасева, а сам не лучше его: отлежался, выждал, когда Глеб, и без того всегда готовый на любую работу, встанет и затопит печь.
Глеб вышел из зимовьюшки — скрипнула тяжелая дверь-лаз, в которую можно выйти, лишь круто согнувшись, — плеснулся в двери лунный свет. Глеб глухо покашлял, потоптался за стеной, вернулся в зимовье и осторожно вывалил около печки беремя кедровых поленьев. Зимовьюшка стоит в сплошном кедраче, нет здесь больше никаких других деревьев, так что на все нужды рубится кедр. Избушка из кедра, да не из какого-нибудь бросового, а из живого и плодоносящего, из того, что рос поближе к табору. Тимоха Карасев, излазивший в прошлые годы все окрест, говорит, что строили это зимовье браконьеры-бичи. Да так оно и есть: кто еще будет рубить кормное дерево хотя бы даже и на жилье. Хорошо, что на дрова лучше всего идет сухостой, а то бы многим деревьям, из тех, что поближе к порогу, несдобровать.
Глеб зашебуршал спичками, вспыхнул огонек, и лохматые тени метнулись по потолку и стенам. Правда, потолок потолком как-то трудно назвать, если, едва приподнявшись на нарах, легко достаешь рукой до колотого пополам молодого тонкомера. Перекрытие висит низко, никто из бригады, даже самый малорослый Костя Понягин — четвертый член бригады и выбравший себя бригадиром — в любом месте зимовья, даже у стола и у печки, не может выпрямиться в полный рост.
У Белых все получается ловко, споро. И спичкой он чиркнул всего один раз какую-нибудь минуту назад, а огонь уже разгорается, лижет поленья, красный свет пробивается сквозь щели железной печки, высвечивая зимовьюшку. Глеб сидит на коротком чурбане, рядом с печкой, и в красной игре пламени его лицо и волосы отливают густой медью. У Глеба крупный крутой нос и неожиданные для его возраста совершенно седые волосы. И весь он сейчас — крупноносый, сухолицый, сутуло застывший на чурбаке в позе мыслителя, напоминает усталую птицу, быть может, того же таежного ворона.
Дрова разгорались, и тепло медленно наполняло зимовье. Иван обнаружил вдруг, что он уже не крючится под телогрейкой, а вольно вытянулся, готовый принять тепло, которое вот-вот сплошным потоком хлынет от печки и заполнит собою весь видимый и невидимый мир.
Так какой они день в тайге? Иван прикинул, что сегодня двадцатое апреля и, стало быть, пойдет десятый день, как они здесь, но все-таки пересчитал снова, неспешно загибая на руках пальцы. И так получился десятый день. Много, чего там и говорить, впустую прошло времени. По-доброму бы к этой поре надо было бы подумывать о выезде, а они не сбили еще ни одной шишки. Течет время, течет, будто песок между пальцами… Сколько еще дней ждать тепла?
2
Где-то на календарном излете зимы Иван Логинов получил от давнего приятеля Глеба Белых письмо, в котором тот приглашал на подледную рыбалку, и среди семейных новостей — ребятишки учатся, семиклассника Витьку застал с папиросой и дал ему выволочку, отец, дед Константин, заметно сдал, хотя хорохорится как обычно и говорит, что, пока Васю Куклина не похоронит, до тех пор не умрет — сообщил, что весною он берет отпуск сразу за два года, пойдет орешничать и если Иван не против пожить в тайге, отдохнуть, а заодно и неплохо заработать, то тогда тем более поскорее должен приехать, обговорить такое дело.