— Вон он, Харамурэн. Как поднимемся на него — считай, что мы на месте.
И теперь этот Харамурэн не «во-он он», а вот он — вздыбился прямо от плоской наледи. Снег всюду чистый, не отпечаталось на нем ни человечьего, ни звериного следа. Где тут дорога? Даже просеки не видно. Просто в одном месте деревья, устремившиеся в гору, растут вроде чуть пореже.
— Не грусти, Иван, — сказал Глеб. — Авось пробьемся.
— Да я не грущу, — отзывался Иван, хотя понимал, что вот сейчас решится для него, быть нынче в тайге или не быть.
О таком походе можно было только мечтать. Ведь никогда прежде не приходилось бывать в предвесенней тайге. А тут еще и бригада вроде подобралась: мужики-промысловики, для которых, как говорится, тайга мать родная. Только разве Тимоха чуть подкачал. На два хороших таежника два полутаежника.
Иван радовался бригаде и говорил, успокаивая себя и сотоварищей:
— Мне бы только, мужики, до зимовья добраться, а там вы, народ молодой, здоровый, работайте на себя в полную силу, а я, чтобы не быть вам обузой, буду ковыряться отдельно. Сколько набью, то и мое.
— Видно будет, — говорил Глеб. — Там само покажет.
— Да ну о чем говорить, — возмущался Костя. — Вместе пойдем, вместе и работать будем. Ты, главное, за нас держись.
Еще совсем в недалекие годы Иван, прознав о таком урожае и в надежде на хороший заработок, организовал бы свою вольную бригаду. Но так получилось, так сложилась жизнь, что он только маялся воспоминаниями о таежной житухе, тосковал о радостном ощущении бытия, ощущении крепости и легкости своего тела и нынче смог лишь пристать к какой-либо ватаге, догадываясь, что тайга в немалой степени изменилась и ему нужно побыть под чьей-то опекой, прежде чем снова, если удастся, стать самостоятельным.
Так что попасть на хребет нужно было в самый край. Да и отступать, если по правде, было некуда: почти все отпускные деньги вложены в продукты, которых промысловикам ох как много надо, вложены в дорогу и истрачены, в надежде на скорый и хороший заработок, на какие-то необязательные дела.
Некуда отступать, хотя, быть может, и придется.
Иван вернулся на тележку, пряча беспокойство, старался усмотреть настроение трактористов. Костя подмигнул раскосым глазом:
— Сейчас поедем.
Да и трактористы немного оживились, окрепли как бы, но огня, даже хмельного, в глазах не было. Просто как будто залили внутрь горючее и готовы двигаться, пока оно не иссякло. Похоже, что уже через час им понадобится новая заправка. А может, и того раньше: работа впереди предстоит тяжелая.
Тимоха сноровисто сбросал в рюкзак остатки сала, вареной курицы, пустые кружки, вытер о рукав нож, завязал рюкзак и потянулся всем своим большим рыхловатым телом.
— Ну че, мужики, вперед?
Трактористы хоть и не с великой охотой, но довольно решительно сели в кабину, и трактор, подламывая шипами траков хрусткий лед, пополз к вздыбившейся хребтовине.
Подъем был крут, глубокий снег никем не потревожен, но, удивительное дело, трактор перемалывал снег, лез в гору и тащил за собой тележку. Минуты шли, трактор поднимался все выше и выше, и нервное напряжение, заставлявшее сжимать зубы, словно помогая трактору одолевать крутяк, постепенно ослабевало.
— Неужто залезем? — сам себя спрашивал Костя Понягин и смотрел на всех азартными глазами. — Если так, то считай, что нам шибко повезло: на хребет поднимемся первыми и последними. Через день-другой из тайги вода хлынет, и тогда через реки ни на чем не перебраться.
— Дело говоришь, — соглашался Тимоха.
Тимоха всегда с Костей соглашался, всегда и во всем.
После недавней остановки у Кости прибавилось оптимизма.
— Наша удача, ребята. Тут дело такое — если речки народ не остановят, то на хребет все одно ни на каком тракторе не залезешь. Дорога льдом возьмется. А по ледяной покати куда полезешь?
Перспектива рисовалась радужная: недели две можно будет работать в самых лучших кедрачах, не опасаясь, что к тебе на участок вломятся дикие бригады, приехавшие всего на несколько дней и потому, из-за скоротечности отпущенного на промысел времени, не жалеющие ни своих сил, да и самих себя, ни тем более тайги. А за две недели можно наработаться вволю.
Постепенно сгладилась острота ощущений, дорога в гору стала казаться почти обыденной. Иногда, правда, трактор останавливался, набуровив впереди себя плотный сугроб, но тогда он чуть сдавал назад, сердито взрыкивал мотором и, резко подергиваясь, круто обходил снежный залом.