- Хорошая защита! Воительница! Амазонка!
- Напугал! – облегчённо вздохнула. – Чай будешь?
- Буду конечно, – он оглядел стол: - Ого! Да у тебя тут пироги, значит, мне не пригрезились дивные запахи печева!
- Что ты тут делаешь?
- Как что? Приехал к любимой жене! Не ожидала?
- Я же сказала, что мне нужно побыть одной. – вздох тяжёлый и горестный вырвался из её груди.
- Извини, что нарушил твои планы, но я решил, вдруг тебе понадоблюсь. Мы давно не были вместе!
- Как я не слышала звук твоей машины?
- Так я поодаль встал, а ты, вероятно, задумалась, поэтому и не обратила внимания.
Пока он говорил, мужчина снял куртку, затем прошёл в дом, вымыл руки, взял себе столовый прибор, сел за стол и принялся есть, нахваливая хозяйку:
- Давненько я не ел твоих пирогов! Вкуснотень! Щщазз пальцы съем! – он шутливо облизнул свои пальцы. Она засмеялась: приятно, ёлки-палки.
Так, непринуждённо разговаривая, они допили чай, вдвоём убрали со стола и пошли прогуляться к озеру, которое находилось по-над забором от их участка.
Идя по дорожке, муж начал цитировать стихи Жигулина, которого очень любил:
Вот и снова мне осень нужна,
Красных листьев скупое веселье,
Словно добрая стопка вина
В час тяжелого, злого похмелья.
Вот и снова готов я шагать
По хрустящим бурьянам за город,
Чтобы долго и жадно вдыхать
Этот чистый целительный холод…
Тяжелее струится вода,
Горизонт недалек и прозрачен.
И полоскою тонкого льда
Тихий берег вдали обозначен.
А вокруг ни единой души.
И обрывы от инея белы.
И в заливе дрожат камыши,
Словно в сердце вонзенные стрелы.
А она – в ответ:
Я ухожу в осеннюю аллею…
Бреду неспешно, листьями шурша…
И ни о чем я больше не жалею,
Осенний блюз поёт моя душа…
Я ухожу в осеннюю небрежность,
Немного грусти пробуя на вкус…
Кленовый лист задумчиво и нежно
Кружится в вальсе, падая на куст…
Я ухожу в осеннюю аллею,
И пусть напиток осени — не мёд…
Я каждый раз от осени хмелею —
Не от вина, а от ее красот…
- Это чьи стихи? – поинтересовался супруг, внимательно оглядывая окрестность.
- Светланы Тишковой.
- Хм-м, не знаю такой.
- Современная поэтесса.
- Понятно…
- «Осенний блюз» называется.
Он снова протянул:
- Поня-а-а-атно…
Она внезапно взорвалась:
- Да что тебе понятно! - И на него обрушился такой град слов, который он от своей интеллигентной жены никогда слыхом не слыхивал: она обвиняла его в непонимании, эгоизме, в чёрствости и так далее. Он до того обомлел, что не отвечал, а слушал раскрыв рот от невероятного: его жена ругалась! И КАК?! За все годы брака от неё даже истерики не было! Женщина, пока всё это ему выговаривала, и, ничего не услышав в ответ на её гневный нервный выпад, как-то обмякла, сползла на землю и зарыдала. Мужчина еще больше растерялся: она НИКОГДА не плакала! Да что ж такое случилось?! Повинуясь острому желанию её утешить и узнать, что произошло, взял её на руки и, тихонько приговаривая «всё пройдёт, всё будет хорошо», понёс жену к реке. Чуть крякнул (давно не носил её) - тяжёленькая, но пойдет. Своя ноша не тянет. Хм-м-м. Тут же попутно подумал: надо пойти на тренажёры железо потягать.
Возле берега он её опустил на землю, остались только всхлипы от рыданий. Сев рядом с ней, обнял за плечи, мягко поглаживая.
- Успокоилась? Ты меня напугала. Что случилось с моей идеальной женой?
- Да какая я идеальная?! – пробурчала она. Нос распух, покраснел. Он тепло улыбнулся и нежно поцеловал её в носик.
- Ну неидеальная любимая! – опять поцеловал - уже в каждый глаз, цвет которых стал ярким, от того что она плакала, насыщенным. Обнял, слегка поглаживая ее по спине и приговаривая:
- Неидеальная, самая лучшая, самая красивая, моя жёнушка. Хватит плакать, а то и я заплачу. Она хмыкнула:
- У тебя есть платочек? – она удивилась своей эмоциональной реакции. С ней таких срывов не проявлялось. Он протянул ей свой мужской платок. Высморкавшись и аккуратно сложив платок по привычке, женщина убрала его в задний карман брюк. – Постираю.