— Что-нибудь еще?
— Пенаты, имение художника Репина. Но боюсь, что уже закрыто, темнеет. Да и не хочется мне больше никуда…
Но все-таки они вошли в калитку, когда поравнялись с Пенатами.
Дом был закрыт. Они обошли вокруг несуразного здания с пристройками и башенками, заглянули в окна застекленной террасы, где стояли мраморные бюсты, побродили по странному саду с водоемчиками, мостками, беседками. Из трубы лилась чуть припахивающая болотцем вода, на цепочке висел ковшик. Этой водой из ковшика Репин любил угощать своих гостей.
— Надо и нам напиться… — сказала Надя.
— Если ты, как санитарный врач, разрешаешь…
— Бог с ними, с правилами санитарии и гигиены…
Они попили воды.
Оба уже устали от пережитого, от увиденного, от дороги. Оба понимали, что и дорога, и отпуск, и их встреча подходят к концу.
— А все-таки, — сказал Яковлев после раздумья, — ты права: сегодня замечательный день…
Они въехали в Ленинград, нашли гостиницу. Утром встали рано. Ездили по городу, по набережным, заходили в музеи — страшились скорой разлуки, торопились наговориться напоследок. Зашли в кафе и обедали под такую громкую музыку, что нельзя было ни услышать друг друга, ни помолчать в тишине.
Когда музыка на мгновение стихла, Яковлев спросил, вчитываясь в меню:
— Что это такое — профитроли? Ты хочешь?
— Это такие шарики из теста, — ответила печальная Надя. — Профитроли так профитроли, какая разница… У нас так мало осталось времени…
— Неужели тебе обязательно уезжать именно сегодня? Почему? — Он рассердился на женщину в белом кокошнике, торопившую его с заказом. — Да, на первое бульон, что хотите, в общем… Надя, я тебя прошу… — Он опять не понял: — Почему это одну порцию на двоих? Две… две порции. — И пальцами показал, что две.
Официантка ушла.
— А я согласна одну порцию на двоих. У нас с тобой было бы хоть что-то принадлежащее нам обоим…
— А озеро? — с вымученной улыбкой сказал Яковлев. Музыка из громкоговорителя, опять грянула на полную мощность. — Можешь подарить мне половину озера! — заорал Яковлев. — Озеро и профитроли — это ж полный джентльменский набор…
— Не паясничай, — попросила Надя. — Ты купил домашним подарки? Будешь покупать?
— А ты?
Они съели то, что им подали, бульон и профитроли, не заметив еды, вышли из кафе и пошли в Пассаж. Надя выбрала своим детям шариковые карандаши. Яковлев тоже купил карандаш для дочери.
— А для Ани? Ты не стесняйся, покупай…
— Куплю завтра, — решил Яковлев. — Я вообще не умею делать покупки.
У прилавка стояла длинная очередь. Надя разузнала, что здесь продают эластичные безразмерные чулки отличного качества. Они встали в очередь, и, пока медленно продвигались вдоль прилавка к продавщице, Яковлев бормотал:
— Профитроли — какое странное название!..
— Ну, что ты к ним привязался, к этим профитролям? Ты чем-нибудь огорчен?
Он отвернулся. Надя поглядела на него сбоку:
— А ты действительно очень походишь на киноартиста, что играет хирурга.
Она стала выбирать чулки. А Яковлеву сказала:
— Ты, наверное, тоже возьмешь для своих женщин. Такие чулки редко бывают в продаже.
— Нет, мне не надо.
— Как хочешь…
Но когда они вышли из магазина, Надя сказала:
— Я еще за то тебе благодарна, что ты такой деликатный…
Он отвез ее на вокзал, посадил в поезд, но ждать, пока поезд отойдет, не стал. Испугался этих последних минут. Надя не удерживала. Помахала рукой, сказала:
— Иди…
Ну, вот он свободен, один. Может стоять на набережной хоть до утра, никому нет дела, может утирать платком слезы — всем безразлично. Если кто и взглянет, проходя, подумает: от ветра.
Холодом веет от Невы, от ее «державного теченья». И только там, далеко, на том берегу, светятся на закатывающемся солнце ростральные колонны, и небо над ними розовое и теплое. Розовые веселые отсветы ложатся на вороненую сталь реки.
На душе у Яковлева тяжело. «Неохота расставаться с Ленинградом, с привольем, со свободой», — уговаривает он самого себя. Надо торопиться, времени на обратный путь в обрез. Но ехать не хочется.
По реке проплывает пароходик, на нем негромко играет радио. Они с Надей хотели покататься на таком вот пароходике или на быстрой «Ракете», — не удалось.
Яковлев понимает, что надо взбодриться. Хорошо бы пойти в ресторан, в тепло, в уют, заказать рюмку хорошего коньяку. Но денег мало. Все-таки он должен что-нибудь привезти Ане — конфетку, цветочек, все равно. Конечно, лучше всего были бы чулки, но он не мог покупать чулки Ане, стоя с Надей в очереди. Что-то в этом было некрасивое. И Наде было бы неприятно.