Эту тему всегда охотно развивала и Ляля, Лялька, как ее называл муж, дядя Валентин, когда оставалась с Юрой наедине:
— Ты не думай, что я сплетничаю, я Иру люблю. Но увядает, увядает наша Ира. И умная, и начитанная, а счастья нет. Ты скажи своей матери — пусть не забывает, что годы уходят, пусть помнит…
Дядя Валентин, когда приезжал со стройки «на минуточку», пообедать, тоже иногда заговаривал с Юрой о матери:
— Нехорошо, сам знаю, что нехорошо… Надо бы съездить познакомиться, раз она такая гордая женщина, к нам приехать не хочет. Тем более что мы поступили по отношению к ней как свиньи. Но у строителей отпуск зимой, тянет на юг, — куда уж тут ехать к вам, через всю страну. Но мы с Лялькой обязательно к вам приедем, клянусь.
Он снова и снова заговаривал о том, что считает долгом чести выплатить Юре стоимость его части дома, но жаловался, что денег не хватает. «А впрочем, — утешал он сам себя, — деньги тебе сейчас не нужны, лучше уж когда станешь старше».
Юра не решался возразить.
Он всех их теперь любил — и дядю Валентина, и Ляльку, и тетю Иру. И бабушку полюбил. Однажды зашла соседка, когда бабушка разглядывала в газете, привезенной внуком, мало похожий, невыразительный портрет Полины. Соседка поинтересовалась:
— Кто это?
— Это Колина вдова, — твердо ответила бабушка, вскинув свою гордую, с затейливо причесанными седыми волосами голову. — Это Колина вдова, ткачиха.
— А-а… — с подчеркнутым интересом, понимающе протянула соседка.
— В нашей стране, — поучительным тоном сказала бабушка, — к людям труда относятся с большим уважением…
И то, что бабушка впервые назвала маму «Колиной вдовой», окончательно примирило Юру с бабушкой.
Он рассказал матери об этом, когда вернулся домой. И мать, разглядывая с волнением подарки, которые Юра получил от родни, — спортивный костюм, книги, коньки, белую рубашку с короткими рукавами и карманчиком, на котором была вышита теннисная ракетка, — сказала:
— Для меня самый дорогой подарок, что она меня признала…
— Мы не должны на нее сердиться, — сказал, извиняясь, Юра. — Она старый человек, у нее пережитки, всякие там предрассудки…
— А я не сердилась, мне только обидно было…
— А я сердился… Я за тебя горло всякому перегрызу…
— Глупый, ты же не волк, что значит «перегрызу»?.. Ребенок ты…
— Я?
Нет, он уже не был ребенком. Он уже много знал, понимал, перечувствовал. Когда он в последний раз приехал к бабушке, все заметили, как он возмужал. Тетка Ира сказала:
— О, ты очень поумнел! Браво!
Бабушка нашла, что мальчик все более начинает походить на отца, на ее сына Колю. А Лялька заявила бесцеремонно:
— Ты становишься мужчиной, Юрка, смотри, у тебя пробиваются усы…
Юра покраснел, хотя ему даже лестно становилось, когда он видел в зеркале темноватый пушок над верхней губой. А Лялька приставала:
— Может, ты уже и женщинами интересуешься, а, Юрочка?
Ира прикрикнула на нее:
— Не болтай, угомонись!
Но Лялька беспечно бросила:
— Ханжа. Современные мальчики да и девочки тоже прекрасно знают, что не аист приносит детей. Да, Юра? — Она пристала: — Ну, скажи, скажи…
— Мы же проходим биологию, — буркнул Юра.
Тетка Ира демонстративно вышла из комнаты, сверкнув на невестку сердитым взглядом, а та продолжала:
— Больше не задаешь глупых вопросов?
Юра самодовольно улыбнулся.
Это была их тайна, их маленький секрет. Когда Юра приехал в первый раз и считался совсем еще маленьким, несмышленышем, он вошел в спальню Ляльки и дяди Валентина, когда Лялька примеряла перед большим старинным зеркалом ночную сорочку и раздосадованно выговаривала белошвейке:
— Нет, нет, широко и некрасиво. И потом я же вас просила, Серафима, сделать погуще рюшки. Белье должно быть элегантным.
— И ничуть не широко, — тупо твердила Серафима и дергала своими красными, толстыми, грубыми пальцами оборочки. — Ведь не платье…
— Хорошо еще, что у меня нет любовника…
И Лялька, и Серафима захохотали.
А Юра долго ломал свою лобастую голову, не понимая, почему они хохочут. Он спросил потом у Ляльки:
— Любовник… это кто?
Лялька, как всегда, смотрела в эту минуту в зеркало, расчесывала свою челочку.
— Любовник? Ну, тот, кто меня любит.
— Дядя Валя?
— Дядя Валя — это муж. А любовник… это чужой мужчина, ну, понимаешь? Ох, подурнела я тут с твоим дядей Валей! Никто меня больше не любит.
— Ира тебя любит. И я люблю.
Она затискала, зацеловала его. Предостерегла: