Люся все-таки не сдавалась. Старалась не унывать. Чистила на кухне картошку — пела. Натирала паркет — пела. Иногда, к случаю, вспоминала анекдот. Иван Васильевич не смеялся.
Однажды, когда он наконец-то понимающе улыбнулся, она бойко сказала:
— Ты как тот швед…
— Какой швед?
— Ему рассказывают сегодня, а смеяться он начинает завтра.
— Не понимает, что ли?
— Слава богу, дошло…
Иван Васильевич был недоволен:
— Как это дошло?
— С тобой даже пошутить нельзя.
— Нет, почему? Шути…
— А обижаешься на каждую шутку.
— Бывают уместные и неуместные шутки.
— Ну, хорошо, — Люся все-таки уступила, — может, я не так выразилась. Но мы, одесситы, веселые люди.
Однако сама она все реже бывала веселой. Задумывалась. А если начинала читать увлекательную книгу, то забывала обо всем на свете. Верунчик уже не раз укоряла Люсю, что та слишком чувствительная и не бережет свои нервы. Напрасно. Она по радио слышала, что нервные клетки не восстанавливаются. Так что она сама… Но Люся твердо ставила Веру на свое место:
— Не путай, умоляю тебя. Ты — это ты, а я — это я.
Как будто Вера не знала, кто есть кто. Она, одинокая грузная женщина на толстых ногах-подпорках, кассирша из овощного магазина, — и прекрасно одетая, красивая Люся, жена капитана.
— Я советую любя, берегу тебя…
— Жить без книг, без чтения? Зачем же тогда жить?
— Кто говорит — совсем без книг? Читай, но не переживай так…
Иван Васильевич тоже считал, что Люся слишком много читает. А однажды, проснувшись ночью и увидев, что Люся лежит с книгой, а глаза у нее красные от слез, даже всполошился:
— Ты заболела?
— Я здорова, — трагическим тоном ответила Люся.
Она отказалась измерить температуру, выпить воды. Просто рыдала, чем крайне удивила Ивана Васильевича.
— Я и не думал, что ты такая плакса…
— Да, да, я очень эмоциональная…
Люся сквозь рыдания говорила, что книга очень интересная, из жизни моря, очень романтично написанная; она умоляет мужа прочитать эту книгу, он получит особенное удовольствие.
Иван Васильевич охотно согласился.
И Люся размечталась: как будет хорошо, они будут брать книги в библиотеке и у соседей и вместе читать. Или будут покупать, как она купила этот толстый том. Торговали на улице, возле книжного магазина. Седой, плохо одетый старик продавец сказал ей, когда она остановилась у лотка:
— Даме с вашим вкусом этот роман должен понравиться.
— Откуда вы знаете, какой у меня вкус? — живо спросила Люся.
— Мадам, я давно живу на свете. И я не всегда торговал на улице.
Люся еще утром похвастала перед мужем, какой ей сделали комплимент. И кто? Старый человек! Но Иван Васильевич отнесся к этому равнодушно, только спросил, сколько с нее взяли за такой толстенный том.
— Не дороже денег, — беспечно ответила Люся.
Иван Васильевич читал не спеша, вдумчиво. Недели полторы читал. Люся просто истомилась от нетерпения. Сразу же спросила, как только он перевернул последнюю страницу:
— Ну как?
— Вранье.
Люся очень обиделась за автора, красивого молодого человека, о котором было сказано столько лестных слов в коротенькой аннотации, предпосланной книге.
— Почему же вранье? — спросила она, задетая, как будто ее обвинили во лжи.
Он опять ответил:
— Так не бывает.
Люсю как с крутой горы понесло. Упершись руками в бока, как торговка на рыбном привозе, она спросила с вызовом:
— Не бывает или не должно быть?
Иван Васильевич был даже несколько сбит с толку таким натиском:
— И то и другое…
И долго, изучающе разглядывал жену.
Увы, это было не первое Люсино начинание, потерпевшее неудачу. Она снова и снова с неуемной энергией, с которой действовала обычно, пыталась наладить их совместную жизнь, сделать ее более содержательной и интересной, что ли. Хотя не могла понять, нуждается ли Иван Васильевич в этих ее затеях. Не похоже было, чтобы он очень скучал или был чем-то недоволен.
Несколько раз она приглашала мужа в Приморский парк на эстрадное представление. Он не отказывался, но так серьезно, требовательно, пожалуй, даже тупо смотрел на сцену, что она терялась. Ей интересно, а ему неинтересно, ну как это может быть? Люся шептала мужу в самое ухо:
— Ну и дают… Это же цирк… умереть можно…
Муж не смеялся.
— Неужели тебе не смешно? — упавшим голосом спрашивала Люся.
— Смешно, но…
Как только утром приносили газеты, Люся тут же просматривала объявления и иногда обрадованно восклицала: