— Нет, вы плачете, — стояла на своем Анюта. — Любопытно. Мужчина курит, мужчина пьет, изменяет, мужчина горит на работе, изобретает, жертвует собой… Но мужчина плачет?.. Значит, у него очень нежная, легко ранимая душа.
Замелькали огни: поезд приближался к станции. На ходу одергивая и застегивая мундирчик, прошла сонная проводница.
— Пойти глотнуть воздуху, — неопределенно произнес Виктор и пошел к выходу.
Проводница уже открыла дверь, в которую ударило свежестью и ветром, спустила железную ступеньку.
— Раньше интереснее было ездить. Все станции, станции, сутолока, люди. А теперь почти без остановок, ничего не видишь, кроме своих пассажиров. Правда, и в вагоне такое иногда случается…
Она выразительно замолчала. Но Виктор ничего не спросил.
— Ну что вы, мужчина, такой печальный? — чуть фамильярно, чуть кокетливо-заигрывающе сказала проводница. — Такой видный, имеете успех. Вон как ваша соседка к вам прилипла. Я вот одна с детьми, с больной мамой, мотаюсь взад-вперед, как маятник на часах, и то ничего, не тужу… Еще хорошо, когда в купированном. А в общем? Там и не отдохнешь, и не вздремнешь, всю ночь колготня. Мама меня ругает: «Вот, не хотела учиться…» А я отвечаю: «Зато весело, вижу жизнь». А вы? Ну что так мучиться? Девушка вас обманула, не поехала с вами, билет пропал… подумаешь! Заведете другую…
— Как это у вас все просто, — рассердился Виктор: — «Заведете другую…» А если ты ей полжизни отдал?..
Ему стало стыдно: ну что он так заорал? На кого? За что? Совсем рехнулся, всю выдержку растерял…
Поезд еще двигался, а он уже соскочил. Проводница сказала испуганно:
— Стоим четыре минуты. Не опоздайте…
— Кем же вы работаете? — спросила Анюта.
— Тренером в детской спортивной школе.
— О-о!.. — пропела она уважительно.
И эта уважительность тронула Виктора:
— Есть такая прекрасная игра — теннис.
Вот как случилось, что он стал работать с детьми. Бывают такие неожиданные, но важные встречи — они поворачивают, решают твою судьбу…
В Москве, когда он слонялся около стадиона, вдруг заметил беременную женщину, которая несла увесистую синюю спортивную сумку, а за руку вела маленькую девочку.
Он закричал:
— Тоня, ты?
— Виктор!
— На стадион? — спросил он.
— В прачечную, какой там стадион…
Она совсем не чувствовала себя несчастной, такая же загорелая, как и раньше, с упругими, сильными ногами без чулок, со своей обычной улыбкой.
Он сказал неожиданно для себя:
— А у тебя, чемпионка, такие же белые зубы, как были.
Она захохотала:
— Зубы — может быть, но, увы, уже не чемпионка…
Маленькая девочка хмуро смотрела то на мать, то на Виктора.
— Вылитый твой портрет. Ты, когда выходила на корт, тоже была такая же серьезная…
— Я? Серьезная? — удивилась Тоня. — А мне кажется, что я всегда и везде веселилась… Сколько же мне влетало за это…
Виктор взял у Тони из рук сумку, довольно-таки тяжелую, и донес до прачечной самообслуживания.
— Чудесное заведение, — похвалила Тоня. — Все механизировано. Через полтора часа я выйду отсюда с чистым, глаженым бельем. Если, конечно, дочка не закапризничает…
— Может, я с ней пока погуляю?
Тоня обрадовалась:
— Ты правда можешь погулять с ней? Ой, Виктор…
— Могу, — не очень уверенно ответил Виктор. — Только опыта у меня маловато…
— Опыт — дело наживное. Вот женишься… — Она все тараторила, сверкая действительно очень белыми зубами, как будто не знала, что случилось с Виктором, не удивлялась, что видит его, ни о чем не спрашивала. Сказала почему-то шепотом, доверительно: — Я бы хотела иметь много-много детей, люблю маленьких. Только знаешь, как трудно после родов входить в спортивную форму… получается большой перерыв…
Она спохватилась и замолчала в испуге: сказанное могло больно задеть.
Виктор понял, что Тоня все про него знает, ни о чем не забыла и жалеет его.
— После нее, — она показала глазами на девочку, — я еще играла на первенство, но, увы, взяла только третье место. Не знаю, что будет теперь. У нас запрограммирован мальчик…
— То, что ты играла на первенство, я знал, прочитал случайно в газете, правда, с большим опозданием… как-то к нам попала эта газета.
Он видел, как Тоня мучается, какие знает, что лучше, расспрашивать его или тактично умалчивать обо всем, что с ним было, и сказал:
— Ну ладно, иди стирай… Мы тебя будем ждать в сквере.
Полтора часа Виктор добросовестно рассказывал ребенку все, что знал, о животных и слушал стишки, какие ему читала девочка. Он часто спрашивал: