— Я не пью, — кратко отказался Виктор.
Он и правда не пил. Дал зарок себе когда-то, живя на северных болотах, никогда не пить. Алкоголь развязывал в нем какие-то буйные силы, он легко терял контроль над собой. То, что сломало его жизнь когда-то, потому и произошло, что он выпил лишнее. Впрочем, случившееся с ним вчера, ничуть не лучше. А он ведь ничего не пил.
Виктор не хотел думать о вчерашнем. Слишком больно было, тяжело. Кажется, не мальчик уже, не баловень судьбы, чтобы распускать нервы.
На его лице так явственно отразилась мука, что Анюта испугалась:
— Вы обиделись на Маргариту Ивановну? Зря. Она добрый, славный человек.
— Обиделся? На что я мог обидеться?
— За чемоданы, что ли… или за коньяк. Но я уверяю вас, что Маргарита Ивановна вам очень сочувствует…
— Да не нуждаюсь я вовсе в сочувствии, — сорвался Виктор. — За все заплачу сполна… Я всегда за все плачу сполна… Думаете, меня на работе по головке погладят, когда я приеду? Да с меня шесть шкур спустят. Меня и так не особенно-то любят…
— Кто? — спросила Анюта.
— Кто-кто… Начальство, конечно. Но дело не в начальстве, я и сам строгий судья своим поступкам…
Анюта решительно тряхнула головой.
— Хватит, — сказала она резко. — Хватит ходить вокруг да около. Можете вы мне объяснить, только конкретно, что все-таки произошло?
Он спросил нехотя:
— Где?
— Ну, я не знаю, где вы там наскандалили… в ресторане, в гостинице…
— На стадионе, — еще более неохотно признался Виктор. Его всего передернуло. — Я там устроил безобразную сцену, стыдно даже вспоминать.
Но Анюта настаивала:
— Все-таки расскажите…
Рассказать? Хм! Рассказать можно, но как объяснить? Он не хотел оправдываться, да и какие могут быть оправдания! Считать, что просто у него сдали нервы? Но разве могут у тренера сдать нервы? Чему может научить человек, у которого сдают нервы?
Виктор промямлил:
— Боюсь, что вы не поймете.
— Пойму…
Нет, она не щадила его, Анюта. Всем своим видом показывала, что считает себя выше его. И скорбь Виктора не считает какой-то необыкновенной. Он понимал это, но не обижался. Больше того — ощущение энергии и силы, таившихся в ней, не раздражало его, а скорее успокаивало. Даже подчиняло.
— Если бы я картину рисовал, все бы поняли, как тяжело, когда почти что готовое полотно погибает. Или был бы я пианист и сломал руку накануне концерта. А тут — тренер. Даже смешно, правда? Вроде и трагедии никакой нет, обычное явление — вы в провинции воспитываете ученика, а потом этот ваш ученик переходит к другому тренеру, более знаменитому, более заслуженному, и так далее. И уезжает от вас, а вы остаетесь, как говорится, с носом… Был никто и остался никем. Все, можно сказать, в порядке…
— Значит, Алла ушла от вас к другому тренеру, я так понимаю.
Она говорила быстро, резко. Он отвечал медленно, подбирал слова. Сразу видно было, что Анюта привыкла спорить и побеждать, одерживать верх, а он много времени бывал один и разговаривал чаще сам с собой.
— Теперь уж нет смысла скрывать ее фамилию, она после этих соревнований стала известной…
— О, так уж и известной!
Виктор повторил настойчиво:
— Ее имя скоро будет очень известным. В спортивном мире, во всяком случае.
Анюта поторапливала:
— Хорошо, что же все-таки случилось?
Но он не спешил, даже не следил, слушает ли она. Снова смотрел в окно. В темноту.
— Я все, что знал, что умел, о чем мечтал, старался передать ей. Конечно, нужен индивидуальный подход. Я изучал анатомию, психологию. Пытался думать ее мыслями, жить ее настроениями, чтобы понять, подсказать, сформировать из нее игрока, одним словом.
— Хотели, как Пигмалион, вдохнуть душу, — скорее не ему, а себе сказала Анюта.
Но он не согласился:
— Алла не была статуей. Она живой человек, во многом созданный школой, матерью, подругами, первыми поклонниками. А я, дурак, отвоевывал ее у них и воевал за такую, какой хотел видеть. Она росла на моих глазах, менялась, развивалась и духовно, и физически. Я уже говорил, что удар справа у нее долго был слабоват. Приходилось отрабатывать. Алла великолепно владела укороченными и косыми ударами, но ее уязвимым местом была игра у сетки. И психология — не умела владеть собой, расстраивалась от неудач, не верила в то, что победит…