Может быть, если б Костя был более настойчив… Но как он мог быть настойчивым? Все еще неустроенный, неуживчивый. То его выгоняли с работы, то он сам уходил. Заводской квартиры лишился, жил на окраине в развалюхе. Нет, не до личной жизни ему было, не до любви. И очень уж они не подходили друг другу — сдержанная, умеренная Нина и порывистый Костя. Кроме того, очень уж самоотверженно несла свое бремя Костина жена.
Все, что было когда-то, давно забылось, но замуж Нина так и не вышла: хороший человек не попался, плохой ей ненадобен. Она и одна прекрасно жила, вся ее жизнь в работе. А нежность к Косте все-таки осталась, тайная, скрытая даже от нее самой…
И сейчас, танцуя, она мягко, с какой-то жалостью смотрела на Костю.
— Как твое изобретение?
Костя дернулся, лицо его исказилось, и Нина поспешила предупредить события:
— Ну ладно, ладно, об этом в другой раз, хорошо? Какой ты бледный сегодня… Ты чем-то недоволен?
— Не сказал бы…
— Заметил, как поседел Богданов?
— Не обратил внимания…
— А на что ты обращаешь внимание? — уже с укором, с досадой сказала Нина. — Почему ты такой худой? Ты отдыхал в этом году?
Костя отрицательно замотал головой.
— Помнишь березовую рощу? — вдруг сказала Нина. — Я-то помню… — И, уже не владея собой, спросила: — Как твоя семейная жизнь? Ты счастлив?
— Зачем ты спрашиваешь?
— А разве старый товарищ не может про это спросить?
Костя задумчиво, наступая ей на ноги, танцевал.
— Как славно, что ты нас сегодня собрала…
Нина ответила механически:
— Легче подготовить профсоюзный пленум, чем всех вас собрать…
Музыка уже отзвучала, а они все еще двигались, думая каждый о своем, пока их не заставили очнуться аплодисменты.
— Э, это неспроста, — лукаво сказал Богданов, — э, это, кажется, неспроста…
— Старая любовь не ржавеет, — подхватил Кузнецов, не подозревая, что бьет по больному месту. — Я не забыл ваши прогулочки… Маня, отвернись и не слушай, — крикнул он жене, — теперь можно признаться — я ревновал, как Отелло…
— Да ну? — притворилась веселой Нина. — Ой, как жалко, а я не знала… Володька, противный, почему ты скрывал?
— Что-что, а скрывать он умеет, — ехидно сообщила жена Володи.
— От тебя скроешь, как же! Домашний ОБХСС.
— Знаете анекдот? — не вытерпела Роза. — С мужем надо обращаться, как с собакой, — кормить, мыть и выпускать вечером погулять…
— Хо! — загрохотал Кузнецов. — Погулять? Вечером? Вот именно…
Даже тихий пенсионер, муж Лиды, залился смешком, забулькал, как будто молоком захлебнулся.
— Какая ты циничная, Роза! — кокетливо возмущалась Лида. И отчеканила: — Ци-нич-на-я.
— Почему циничная? И при чем тут я?.. Анекдот — это же народная мудрость… — наивно оправдывалась Роза.
— О, Роза, Роза, неувядаемая ты роза, — сказал Богданов.
Не смеялся только Костя. Он опять налил себе вина, выпил и мрачно уставился на Розу.
— Что? — спросила та натянуто. — Хороший анекдот? Тебя-то погулять выпускают?
— Пошлость, — Костя передернул плечами.
— У нас такой изысканный вкус? — Роза снова стала балаганить. — Вот не подозревала…
Нина поспешно принялась вспоминать их родной город, даже попыталась втянуть в беседу Елену Дмитриевну, но та в это время очень смешно показывала режиссеров и певцов, которых встречала у своей актрисы. Мужчины предпочитали политику. Они тормошили Богданова: он-то все знает из самых, как говорится, верных источников. Вхож небось в очень высокие круги, так пусть объяснит… Женщины успели перебрать все острые темы, поспорили о воспитании детей, о модах, переворошили романтические истории своих знакомых. Шурочка уже в который раз жаловалась на свою невестку. Только Роза помрачнела. От жирной пищи у нее заныла печень, ей вдруг стало тошно и трудно выглядеть игривой, веселить всех двусмысленными шутками; женская болтовня ее раздражала, и, ища разрядку своему настроению, она вдруг крикнула через всю комнату:
— Костя, а почему твоя жена не пришла?
— И верно, Костя, — любезно спросила Нина, — почему она не пришла?
— Не захотела, — резко ответил Костя.
— Почему так? Чем это она так занята? — настаивала Роза. — Сторожит твои великие изобретения, чтобы не украли?
— Ты такая же дура, как была, — сказал Костя.
— Это же шутка, — взволновалась Нина. — Роза, ну скажи, что это шутка. Костя, извинись…
Поднялся галдеж, смеялись над Розой, над Костей, вспоминали, как он сделал себе зажигалку и как зажигалка взорвалась. Роза смеялась, пожалуй, громче всех. Она уже опомнилась, опять стала компанейской, немножко беспутной, бесшабашной Розой.