Кое-где в траве уже вспыхивал, как яркий огонек, дикий красный тюльпан, занесенный ветром с гор.
Сегодня отрабатывали противотанковую оборону. Самарин сейчас же убежал проверять, правильно ли командиры орудий выбрали позиции.
Бойцы в желтых от глины ботинках, навалившись и покрикивая друг на друга, тащили пушку по размокшей от ливня земле. То подпирая плечом, то надсадно крича, суетился среди солдат Черенков, весь красный, взволнованный, хорошенький, как переодетая девушка.
Я узнала кое-кого из солдат. Вот Кисель, вот Лобков, вот толстый солдат со странной фамилией Обух. Я немножко гордилась своей профессиональной памятью. Но зато хорошо знала и слабость — теперь начну думать о каждом из этих людей, меня захватит и взволнует различие характеров и судеб каждого, а окажется, что все эти очень важные для меня подробности совсем не важны для дела, ради которого я приехала.
Мне, например, очень многое сказала мелочь: бойцы, тащившие на пригорок пушку, тащившие с трудом, выбиваясь из сил, все-таки объехали цветок.
Кисель, голубоглазый, добрый солдат, вытер пот со лба и, оглянувшись вокруг, сказал:
— Красота какая!.. Теплынь, а дома еще снег…
— Другая широта, другой меридиан, — авторитетно отозвался Лобков.
Рядом со мной появился Самарин. Вид у него был веселый, пилотка сидела на самой макушке. Он сказал, довольный, не сомневаясь, что я пойму:
— Черенков-то, Черенков, а? Молодчина! Местность просматривается, танкам не удастся подойти скрытно.
Он пресерьезно объяснял мне, что танки и самоходки противника могут появиться только из-за тех лачуг справа или из котловинки, откуда выехал сейчас на сером вислоухом ишачке мальчишка в тюбетейке.
Сияя кирпичным румянцем, мальчишка подъехал ближе, пяля глаза на пушку. Кроткий ишачок осторожно тянул плюшевые губы к тоненьким иголочкам травы.
Кисель улыбнулся своей мягкой улыбкой и любовно сказал мальчику:
— Ишь ты! Не боишься пушки, герой?
— Разговорчики, разговорчики! — отрывисто бросил Черенков, косо оглядываясь на Самарина.
Но Самарин молчал. Он вырабатывал «самостоятельность» в Черенкове. Еще вчера он придирчиво отрабатывал с ним и с командирами остальных орудий «тему занятия» и теперь предоставлял им полную творческую инициативу.
Когда мы с Самариным обошли участки, где занимались другие орудийные расчеты, и снова вернулись к Черенкову, бойцы окапывались. Взлетали комья земли, блестели лопаты.
— Не вижу маскировки, — прозвучало первое замечание Самарина.
— Не успели, товарищ лейтенант, — краснея от досады на свою забывчивость, оправдывался Черенков.
— Как это не успели? Противник не станет вас дожидаться. Он ударит из-за укрытия — вот оттуда — и разнесет батарею раньше, чем вы успеете произвести выстрел.
— Вот это верно! — вырвалось у Лобкова.
Кисель от удивления развел руками.
Флегонтьев, боец, которому Самарин сделал замечание уже при первом знакомстве, стоя по колени в окопчике, медленно пересыпал с руки на руку горсть земли.
— Что мешкаете? — спросил Самарин. — Знаете, какая глубина положена по уставу?
Флегонтьев нехотя разжал пальцы, выбросил слипшиеся, влажные комки.
— В нашем крае совсем другая почва — чернозем. — Он поплевал на ладони и лениво взялся за лопату.
— Вы находитесь в обороне. — Голос Самарина набирал резкость, твердел. — Каждая минута дорога. Надо готовиться к встрече противника: разведка донесла, что вражеские танки близко.
Флегонтьев ухмыльнулся. На его крупном красном лице с маленькими заплывшими глазками было написано недоумение.
— Какой же противник, кругом чистый полигон! Учеба! — пробормотал он.
— На учебе все должно быть как в настоящем бою. Иначе вы не научитесь воевать, — строго сказал Самарин и отошел.
Лобков, разгоряченный, азартный, точно выполняя указания Черенкова, наводил орудие. Самарин остановился, посмотрел, что-то поправил, объяснил. Потом вскользь спросил:
— С завода?
— С завода, товарищ лейтенант. Токарь.
— Оно и видно. Рабочего сразу видно.
Когда мы отошли, Самарин сказал мне доверительно:
— Этот ничего. А вот Флегонтьев — нет, не нравится.
— Почему? — спросила я, хотя Флегонтьев и мне не нравился.
— Тусклый глаз, — лаконично ответил Самарин. — И вот этот еще… — Он чуть вздохнул и сдвинул свои белесые брови, присматриваясь к Яцыне.