— Бесплатное пиво, — пояснил Волдо. — Четыре с лишним века назад в день коронации Магнуса Третьего казна оплатила все возлияния, совершаемые веселящимися поддаными в питейных заведениях Захена. В давках погибло больше двухсот человек.
— Да, — покивал Жубер. — Сюда в основном аристократов свозили, дознание проводить и суда ожидать. Ну и снабжение под стать было. В амбарных книгах такие изыски записаны, каких я и на свободе ни в жизнь не отведаю.
— Почему сейчас не свозят? — спросил я, немного разочарованный такой сменой курса во внутренней политике Аттерлянда.
— Ну так чистки закончились, вот и иссяк поток клиентов. Да, одно время корона сильно озаботилась моральным обликом своей знати. Тогда грязная магия в высшем обществе стала чем-то вроде запретных удовольствий — формально осуждаемой, но практикуемой повсеместно. Однажды королю это надоело, и он решил навести порядок. Тогда-то и настали золотые времена для Хайм. Длились они лет тридцать, пока распоследний провинциальный барон не усвоил, что пора искать менее опасные способы развлечься.
— Так как же Глют удостоился чести тут квартировать?
— Зачем спрашиваешь, когда сам знаешь? Вы же неспроста по его душу явились, в курсе, что он разбойничал во главе банды таких же… — Жубер на секунду запнулся и продолжил, подобрав более нейтральный эпитет, нежели тот, что остался неозвученным: — Таких же лиходеев, не гнушающихся грязной магии. Потому и не казнили его сразу. Пытали здесь, долго пытали. Но, как я понял, так ничего и не добились. Что ни говори, а стержень у этого сукина сына прочный.
— А велика ли была банда?
— Достаточная, чтобы армейские обозы грабить и фамильные имения разорять. Так вы что, в самом деле не из неё?
— Пока нет. Но надеюсь это исправить.
— Ясно. Только зачем такому как ты идти под начало Глюту? Он хоть и лютый колдун, но чары Хайм перебороть не сумел. Да и попался, как последний дурак.
— И как же его взяли?
— А прямо в имении одного князька, где они с бандой винные погреба опустошали на радостях. Перепились до того, что из всей шайки-лейки только Глют на что-то ещё и был способен. Пока он огнём швырялся, остальные улизнули. Ну а его сцапали, запихали в бочку и прямёхонько к нам, на побывку.
— В бочку?
— Ну да. Пиромант не подожжёт то, чего не видит. А в бочке ему только небо через вентиляцию видать. Вроде матёрый, а такого не знаешь.
— Да, есть ещё пробелы в моём образовании.
— Мы пришли, — остановился капитан возле ничем не примечательной двери в ряду таких же и принялся перебирать ключи, предусмотрительно снятые с одного из трупов несколькими этажами выше, вместе с молотком и зубилом.
— Можно посмотреть? — указал я на задвижку смотрового оконца.
Капитан лишь молча пожал плечами, не отрываясь от своего занятия. Я толкнул задвижку и глянул в зловонную темень камеры. Внутри квадрата три на три у дальней стены на скомканной гнилой соломе сидел человек… Или нечто на него похожее. Длинные невероятно тощие ноги торчали из-под драного тряпья, на правой щиколотке красовался браслет, соединённый цепью с влажной каменной кладкой. Промеж колен лежали почти скелетированные руки с пальцами, похожими на паучьи лапы, некоторые из них были противоестественно вывернуты и явно не из-за того, что бедолага неудачно пытался сложить петушка. Окончательно адаптировавшись к темноте, глаза разглядели, что все открытые участки кожи узника покрыты струпьями разной степени свежести. Лицо было скрыто спутанными чёрными волосами, свисающими до самого живота.
Жубер, наконец, отыскал нужный ключ и с душераздирающим лязгом провернул его в потрохах замка.
— Капитан… — произнёс узник голосом, напоминающим звук щебня в камнедробилке, когда тюремщик отворил дверь. — Какая честь. Привели нового экзекутора? Не стесняйтесь заходите. Какое-никакое, а всё общение, — зашёлся он каркающим смехом, переходящим в грудной кашель.
— Не в этот раз, — отступил Жубер в сторону, пропуская меня вперёд.
— А… — приподнял заключённый голову, разглядывая меня, и чёрные лохмы разошлись, открывая тонкий горбатый нос. — В этот раз общение будет недолгим, — упал его взгляд на фламберг. — Жаль. Я скучал по нашим содержательным беседам. Зарубите здесь, или хотя бы наверх отведёте? — спросил приговорённый, и голова его вопросительно склонилась набок. — Погоди-ка… Почему твой клинок уже в крови? Да и сам ты… Кто такой?
— Мрачно у тебя тут, — окинул я камеру взором опытного квартиросъёмщика, — и воняет. Свежим воздухом подышать не хочешь?
— Воздухом? — переспросил он так, будто ему предложили вечность в райских кущах. — Снаружи?