Мы, не смея возразить хозяину заведения, усадили свои пятые точки по стульям и приготовились слушать балладу об упадке прежде доходного дела.
— Давайте начистоту, — многообещающе начал трактирщик, разлив по стаканам, — никакие вы не торговцы. Этими байками можете наших дурней на воротах кормить. Я в своё время тоже «приторговывал», — указал он на длинный глубокий шрам, идущий от левой скулы к подбородку. — И нашу братию завсегда распознаю. Скол, — поднял он стакан.
— Скол, — ответили мы дружно и осушили тару.
Я довольно крякнул, Волдо весьма некстати прослезился, а Глют едва не пыхнул огнём.
— Облегчу вам задачу, — продолжил трактирщик, припечатав стакан к столешнице, — и не стану дожидаться вопросов о причинах всем очевидной обстановки. Причина проста — в наших лесах завёлся вервольф.
— Кто? — проблеял Волдо, всё ещё не утерев слёзы.
— Оборотень, иначе говоря. Слыхали о таких?
— Не доводилось, — ответил я, решив не распространяться о своих познаниях фольклора.
— Человек-варг, — предельно лаконично пояснил Олаф и добавил: — Тот, кто обычно среди людей ходит, а по желанию своему умеет в варга обращаться, и в зверином обличье разум теряет, инстинктам животным всецело отдаётся. Вот он кто. Здоровенный. Прежде мы таких здесь не видали. Рыщет вокруг деревни, носу не даёт высунуть. Уже больше дюжины народу сожрал. По большей части на баб нападает. Но в последнее время и мужиками перестал брезговать. На самом деле вам крупно повезло, что сумели добраться сюда в целости.
— Вервольф, значит? — усмехнулся я для виду, хоть и не слишком сомневался в правдивости услышанного, но чуял, к чему идёт дело, и планировал хорошенько набить цену.
— Ну-ну, — скривился трактирщик в саркастической гримасе. — Небось, думаешь, что горные дикари нафантазировали себе невесть чего, а по лесам всего лишь дикий зверь бродит. Бьяр там, или крупный варг. Верно?
— Не стану лукавить, были такие мыслишки.
— Его видели, — зловеще прошипел Олаф, подавшись вперёд. — Есть три живых свидетеля, и каждый говорит одно и то же — огромная тварь под три метра ростом, когда стоит на задних лапах. Морда, как у варга, но чуть короче. Поджарая, совсем не как бьяр. И покрыта серо-бурой шерстью. Вервольф, как он есть! Но видели и кое-что необычное, — сделал Олаф интригующую паузу. — Металлический блеск под той шерстью. Не везде, местами. Это странно, да, но факта наличия вервольфа в наших лесах не отменяет.
— Так что же вы не соберётесь всей деревней, да не устроите облаву?
— Вот и я о том же! — воспрянул духом Олаф. — Уж сколько про то толкую! Да всё без проку. Уже и к ярлу ходил — впустую. Народ весь ужасом скован. Никто за ворота и шагу ступить не готов. Но!
— Погоди. Перед этим нужно выпить.
— И то верно, — согласился Олаф и наполнил стаканы, после чего продолжил: — За решительность! Скол!
— Скол, — ответили мы с разной степенью решительности и опустошили тару.
— Так вот, — продолжил Олаф, занюхав рукавом, — если вы согласитесь встать во главе облавы, глядишь, и остальные за вами подтянутся.
— И ради чего нам это? — осведомился я.
— Золотом или душами? — без лишних предисловий расставил точки над «И» Олаф.
— Очищенными.
— Пять.
— Хм… — облокотился я о стол и повертел головой в поисках клиентов. — Поправь, если ошибаюсь, но, кажется, из-за этого вервольфа твои дела совсем не идут в гору. Пять душ? Дружище, за такой гонорар я могу разве что помочь с уборкой. Кстати, она не помешает. Ну, а если хочешь реального содействия — придётся раскошелится на двадцать. Чистых.
— Десять.
О, как же я люблю людей дела. Никакой лишней рефлексии, никакого притворства. Как только речь заходит о цене, все маски тут же оказываются сброшены.
— Восемнадцать.
— Двенадцать.
— Пятнадцать — красная цена. Уверен, в случае успеха, ты с ярла на покрытие всех расходов стребуешь.
— По рукам!
Мы с Олафом пожали друг другу пятерни и перешли к более содержательной части сотрудничества:
— Считаю, это нужно отметить.
— А то как же! — довольно щерясь, разлил тот на четверых.
— И закусить бы не помешало.
— Только холодное, уж не обессудьте.
— Тащи.
Остаток вечера мы провели, запивая самогоном вяленое мясо и квашеную капусту с чёрствым хлебом. Камин приятно потрескивал дровами, пока за окном выл ледяной ветер.
— А скажи-ка, любезный Олаф, — наконец, почуял я разливающееся по телу приятное тепло, — отчего тот вервольф предпочитает нападать на баб? С чего бы ему осторожничать, при его-то габаритах?