— Кто ж знает? Может быть, ему мясо понежнее нравится.
— М-м… Так бабы ещё и молодыми были? Вервольф гурман?
— Молодыми, да, — ответил трактирщик тоном, будто сам впервые об этом задумался. — Совпадение. Сперва он сразу пятерых убил, прямо за стеной. Девки за хворостом пошли, да так и… Понравилось, наверное, вот и продолжил.
— А мужики при каких обстоятельствах гибли? Одни, или с бабами за компанию?
Олаф осушил очередной стакан и взял паузу на размышление:
— За компанию. Ах ты ж…
— А что до душ? Находили их?
— Души-то? Находили, да не все.
— Дай угадаю — только мужские.
Олаф, сопя, покрутил пустой стакан, будто собрался ввинтить его в столешницу:
— Чудно это всё. Дюже чудно.
— Дохлые бабы не облюбованы были, случаем?
— Да что ты?! Нет! Обглоданы только. Больше всего груди, живот и бёдра. Но это дело понятное — зверь в первую очередь жир съедает.
— Тел где-нибудь на леднике не завалялось?
— Мы, по-твоему, варвары какие-то?! Сожгли в тот же день, как нашли.
— А обглоданы были чьими зубами?
— Что за вопросы? — поморщился Олаф. — Звериными, разумеется.
— Сам видел?
— Да все видели. Там куски целые были выдраны, борозды на костях. Ты к чему клонишь?
— Тебе ведь доводилось поглощать душу? Не понаслышке знаешь, какой после этого аппетит разыгрывается?
Трактирщик нахмурился и многозначительно промолчал, а я продолжил:
— Ваш вервольф забрал души убитых им девок. Сомневаюсь, что положил трофеи в карман. Он поглотил их, а уж потом принялся жрать. Он охотится не ради пропитания, а ради душ, и именно женских.
— Зачем это ему? — спросил Олаф так, будто в самом деле ожидал услышать от меня откровение.
— Мне почём знать?
— Может, не дают в человечьем-то обличье, вот и озлобился? — безо всякой иронии выдвинул трактирщик гипотезу.
— Тогда бы он их не только в пищу употребил.
— И то верно. Выходит, не так уж он и похож на вервольфа-то? Жрёт зубами звериными, а соображает мозгами человечьими. Больно разборчив для одержимого.
— Так или иначе, а мы его возьмём, — обвёл я испытующим взглядом моих верных соратников.
— Можешь подбирать на стене место для трофея, — небрежно обронил Глют, водя пальцем по кромке стакана.
— Дело решённое, — не остался в стороне Волдо.
— Это как раз то, что я и хотел услышать! — расцвёл Олаф. — Так, значит, собираю народ на облаву?!
— Народ не нужен, — помотал я головой.
— Как не нужен?
— Лишняя суета. Ты нам лучше девку посочнее найди.
— На ночь, или?.. — помрачнел Олаф.
— На приманку, дружище, на приманку.
— Святые духи! Да где же я?..
— Ты хочешь избавить деревню от напасти, или нет?
— Как никто другой!
— Так включи фантазию. Зверь клюёт на молодых девок, и умён не в пример варгам. Его флажками не обложишь. Нужен живец. Статный такой, грудастый, крутобёдрый, кровь с молоком! Разумеешь? Или хочешь, чтобы вся деревня за твой счёт бестолку по лесу шароёбилась?
— Нет… Нет, этого я точно не хочу.
— Так найди нам её. Одну единственную, но такую, мимо которой не пройти. Есть на примете?
Олаф надул щёки и обречённо покивал:
— Есть.
Глава 45
Мы провели ночь в гостевых комнатах трактира, а на утро Олаф собрал нас в общем зале, накормил и попросил не расходиться.
— Это Агнета, — шагнул он в сторону, уступая место вышедшей вперёд деве, от вида которой у нас челюсти отвисли, а Волдо уронил ложку.
Под метр восемьдесят ростом, рыжеволосая, с широкими плечами и длинной крепкой шеей она была похожа на богиню, сошедшую с небес к недостойным такого счастья людишкам. Её овальное лицо было одновременно нежным и суровым. Милые веснушки, покрывающие чуть вздёрнутый нос и скулы, соседствовали с холодными голубыми очами под густыми строго сошедшимися к переносице бровями. Полные розовые губы разомкнулись и зал наполнил глубокий пробирающий до самого нутра прекрасный голос, звучащий взволнованно, но при этом максимально уверенно:
— Зверь убил моего отца и сестру. Я сделаю всё, чтобы поквитаться с ним.
Секунд на десять мы трое потеряли дар речи, способные лишь тупо пялиться на это великолепное создание, настоящее произведение матушки-природы, если, конечно, при её сотворении не использовалась магия. Агнета была одета в простой без изысков кафтан, но скромность одежды только подчёркивала роскошь укрытого ею тела. Подогнанный строго по фигуре наряд не мог спрятать от наших немигающих глаз будоражащие воображение изгибы идеальных форм. Должно быть, со стороны наша безмолвная троица выглядела крайне нелепо, но положение спас Волдо: