Ободряюще сжав его руку, девушка навела отвлекающие чары и выпрыгнула из-под мантии. Дождавшись хлопка трансгрессии, Поттер вздохнул и отправился догонять Малфоя.
* * *
— Малфой! Малфой, это я!
Не то, чтобы он ожидал, что ему кинутся на шею с уверениями в вечной дружбе, но всё же представлялось что-то более радушное или, хотя бы, вежливое. Неужели Малфою так стыдно из-за того, что пришлось принять помощь?
Гарри смотрел на бывшего однокурсника и не узнавал, хотя видел его разным: и плачущим, и на коленях, скулящим о пощаде... Но никогда не видел в нём этой обречённости. Гарри передёрнуло, перед глазами всплыло помертвевшее лицо Драко и голос Тёмного Лорда, приказывающий пытать провинившегося Пожирателя. Но и тогда в нём было что-то... Даже на скамье подсудимых, где Драко выглядел затравленным и злым... Злым! Вот оно! Тогда в нём был стержень, надменность, ставшая второй натурой, она "держала" его. А в этом потерянном существе стержня не было. Вот о чём говорила Нарцисса! Сломался, сломали...
Гарри вдруг стало неинтересно, что и каким образом делают с Малфоем. Суть он уже ухватил: его ломают! Специально, методично, так, чтобы не осталось сил жить, чтобы забыл свои желания, чтобы не смог быть счастливым. "Как дементоры!" — с отвращением подумал Гарри.
* * *
— Поттер?
Драко и сам не понимал, почему так странно реагирует. Он много раз представлял себе этот разговор "по душам". Ведь они так ни разу и не поговорили... "Хотя бы поблагодарить! Нет, извиниться! Извинюсь сначала, а потом поблагодарю, так правильнее."
Перед другом-Поттером (а после суда, точнее, после того особенного взгляда в глаза, Драко считал его "практически другом") было гораздо проще извиниться, чем перед Поттером-народным героем. И ещё Драко надеялся, что сможет, наконец, вызвать настоящего телесного патронуса, надо только вспоминать поттеровский взгляд и, пожалуй, вздрагивающие кудряшки Грейнджер, когда она вещает о его заслугах.
Но сейчас ни радости, ни благодарности он не испытывает, он вообще ничего не испытывает последнее время. Перед ним просто ещё один человек, которому он должен. Вместо эмоций неожиданно накатывает тошнота. Поттер... С ним связано что-то очень плохое, невыносимо неприятное.
— Извини, меня ждут в Министерстве!
Быстрый кивок. Вот и всё...
Что ж, эта часть миссии выполнена, вряд ли слова сказали бы больше... Всё-таки Гермиона великая ведьма! И главное её достоинство не колдовство.
* * *
На этот раз всё с самого начала пошло не по сценарию. То ли Обливиэйт был наложен неаккуратно, то ли к нему выработался иммунитет (ещё в прошлый раз было похоже, что мальчик что-то вспоминает). Как только Драко увидел рыжего аврора, он уставился на него с нескрываемым омерзением, как на преступника, застигнутого за чем-то постыдным. Но тут послышался щелчок захлопывающейся двери, и дерзкий вид моментально слетел. Юноша дёрнулся на звук, побелел как полотно. Потом медленно обвёл взглядом присутствующих и закрыл лицо руками.
— Жаль! Так забавно было наблюдать, как ты каждый раз не понимаешь, что происходит, а потом грозишь нам Поттером! Авроры разразились дружным смехом.
— А в прошлый раз ты его даже звал!
Снова взрыв хохота.
Драко стоит неподвижно, будто оглушенный.
Хохот... Он его помнит!
Помнит, почему не мог говорить с Гарри. Суд был любимой темой "стражей закона". Бедная Грейнджер! Если б она знала, как будет использоваться её отлично подготовленная пафосная речь!
— "Защищал", значит! — пощёчина.
— "Победил себя!" — пощёчина.
— "Изменился!" — удар, от которого Драко оказывается на полу, а лицо заливает кровью.
Патронус? На такое прилететь мог разве что дементор!
Малфой не был наивен и понимал, что защита Гарри и компании скорее подарок, аванс, чем заслуженная награда. На самом деле, им НЕ забыли, НЕ простили, он НЕ оправдан.
В сером Министерском подвале Драко платил за всё. Над ним раз за разом проходил один и тот же суд, и каждый приводил в исполнение свой приговор.
Воспоминания возвращались фрагментами. Словно из тумана, то чётко, то абстрактно проступали лица и события. Всё, что он, сам не зная, хранил в себе, бесформенное и бессловесное, отравлявшее душу.
Его не пощадят... Он может плакать и просить, как в прошлый раз. Может взять себя в руки и пытаться договориться, так он делал, кажется, пару недель назад, ничего не изменится. Насколько позволяла увидеть изувеченная память, ни разу не сработал ни один приём...