Даже когда у фантаста рассказ велся от первого лица, персонаж-рассказчик описывал свои действия, слова, на худой конец — мысли, но почти никогда не касался эмоций. В повести Евгения и Любови Лукиных «Сталь разящая» история любви передана очень сдержанно, и о силе чувств главных героев читатель может судить только по их поступкам. Эдуард Геворкян в нескольких абзацах скупыми штрихами и опять-таки не через выворачивание чувств, а перечисляя их последствия, изложил трагическое крушение любовного треугольника в рассказе «До зимы еще полгода»: «Тот взгляд… Именно тогда я понял, что она ему не достанется и что, возможно, я еще не так стар в мои немного за тридцать лет. Остальное было просто. Одно-два нечаянных слова, два-три ироничных взгляда после слов Аршака… Как только мы стали переглядываться — все, дело сделано! Она предала его взглядом, и у нас появились свои маленькие тайны и свое отношение друг к другу».
Откуда взяла «Четвертая волна» этот стиль?
Очевиднее всего влияние Хемингуэя и Ремарка. Может быть, еще и Олдриджа. Иными словами, классиков литературы XX века, «освоенных» еще в 50 — 60-х и накрепко присушивших сердца советских интеллигентов. Очевидно влияние братьев Стругацих. И через них, опосредованно, того же Хемингуэя, поскольку и сами АБС многим важным вещам научились у него. В тех случаях, когда представители «Четвертой волны» стремились «закрутить» детективный сюжет, из-за подкладки у них высовывались зверушки помельче: Чейз, Спиллейн, Стаут, Хэммит. И временами западные «братья по цеху» — Шекли, Азимов, Саймак.
В 70 — 80-х годах сообщество фантастов жило в условиях постоянного «голода публикаций». В стране печаталось в тридцать раз меньше фантастических романов, чем сейчас. Если сравнить цифры выхода «свежих» книжек тогда и сегодня, то соотношение получится еще более удручающим. К тому же вся издательская политика того времени была основана на правиле: «До первой книги надо дорасти!». Издать фантастический роман, не достигнув тридцати лет, о да, это само по себе было сродни фантастике… Лишь на рубеже 80 — 90-х положение будет отчасти исправлено массированным выпуском сборников ВТО МПФ, но это уже совсем другая история. В годы творческого взлета «Четвертой волны» публикация рассказа становилась событием, а уж выход первой повести расценивался как этапный перелом в литературной биографии фантаста. По воспоминаниям одного из видных участников литброжения тех лет, все в «поколении 70-х» «…хоть и помалу, но публиковались. Прорвавшиеся в журналы или сборники рассказы и повести делали автору имя». «Четвертая волна» рассеяна была, подобно пригоршне звезд, по страницам редких сборников. И только в 90-х некоторым писателям этого поколения посчастливилось увидеть ранние свои рассказы и повести под одной обложкой…
Вот некоторая статистика.
Вячеслав Рыбаков начал публиковаться как фантаст на исходе 70-х. Первый его роман («Очаг на башне») вышел лишь в 1990-м; у Владимира Покровского дистанция от дебютной НФ-публикации (рассказ «Что такое не везет», 1979) до издания первого романа («Дожди на Ямайке») превышает полтора десятилетия; Андрей Столяров напечатал НФ-рассказ «Сурки» в 1984 году, а романом смог порадовать своих читателей лишь в постперестроечное время; Эдуард Геворкян стартовал как фантаст рассказом «Разговор на берегу» (1973), а первый его роман «Времена негодяев» напечатали через 22 года; Людмила Козинец начала еще в 1983-м (рассказы «Премия Коры» и «В пятницу около семи»), но выхода первого романа («Три сезона мейстры») дождалась лишь в 2002 году, незадолго до кончины; Борис Штерн в этом отношении — печальный рекордсмен, у него промежуток от первой НФ-публикации («Психоз») до романа «Эфиоп» составляет три десятилетия… Повезло — по понятиям того времени — пожалуй, только Андрею Лазарчуку. В 1983 году он дебютировал, и еще «при Советах» вышел его роман «Мост Ватерлоо».
Таким образом, сама литературная среда, само положение вещей в издательском деле СССР пригвоздили фантастов к «малой» и «средней» формам. Они были обречены совершенствоваться именно в этих жанрах, если хотели публиковаться.
Однако «не было бы счастья, да несчастье помогло». Из-под пера представителей «Четвертой волны» вышла целая галерея исключительно сильных текстов именно в жанрах повести и рассказа. Поколение 70-х научилось концентрировать на небольшом пространстве мощные пласты философии и психологии. Проза «семидесятников» философична, интеллектуальна. Она рассчитана на умного, хорошо образованного читателя, наполнена разнообразными литературными аллюзиями. Она во многом апеллирует к «узнаванию» в авторе себе подобного: «Друг-фантаст, ты знаешь, о чем я думаю, а я знаю, о чем ты думаешь. И мы с тобой порядочные люди, эрудиты и чуть-чуть карбонарии. Мне с тобой хорошо».