— Я выслушал доклад Хишимра. В последнее время вы принесли немало дохода акционерам. И только лишь поэтому вы сейчас говорите со мной, а не с Жалом, — сказал он, остановившись напротив меня. — Но и оставить так простоя это дело… не могу. Есть ли у вас, что сказать в свое оправдание за убийство трех принадлежащих Акционерам рабов?
— Убийство? Разве они не переродились в Зверей? — спросил я.
— Конечно же, они переродились в Зверей. Но Звери нам здесь ни к чему, — фыркнул Хайал.
Другими словами, бедолаг прикончили еще по два раза. С одной стороны — это было логично (только толп одичалых поблизости от Копей и не хватало), с другой… жестоко. Жизнь Зверей далека от нормальной. Но это жизнь.
— Боле вам нечего сказать?
Он вновь оглядел нас своими серыми глазами.
Сказать можно было бы многое. Да только в чем смысл? Решение по нам уже давно было принято.
— Что ж… Вы не оставили мне иного выбора. В наказание за потерю Акционерами трех рабов ваша норма вырастает в пять раз. И отныне вы будете добывать ее сами. А теперь уведите их…
И это все?
По-моему даже у Гурцлы отвисла челюсть. Наказание оказалось неожиданно мягким. Но с чем это связано? Если бы Хайал хотел реальной компенсации за убитых ублюдков, то не отбирал бы у нас работников. С двадцатью бедолагами под началом, мы бы окупили ему их в десять раз!
Что-то тут не сходилось.
Глава 37
— Лови, гада! Давай!
Жвач, закусив губу, какое-то время примерялся, а потом резким броском выцепил из прудика кусача. Мы с Бугром, толкаясь, тут же вцепились в показавшуюся над поверхностью Накипи скользкую тварь.
— Твою мать…
Кусач оказался здоровенным и очень длинным. А еще он начал кусаться. Безглазая голова Твари задергалась, как в припадке, и впилась в Перчатку Жвача.
— А-а-ай! Сука-а-а!
Прокусить ее она, конечно, не прокусила, но Перчатка тут же начала выделять едкий сок, который принялся разъедать кожу руки с утроенной силой. Благо дерюжную шкуру нашего гориллообразного товарища не так-то просто было прожечь. Но все равно. Приятного было мало.
Наконец, кусач с громким «чпоком» оторвался от поверхности пруда и тут же затих. Я вытащил Перечницу и быстро осыпал его красным порошком, после чего запихал в Мешок.
— Фух… В гробу я видал это говно, — в сердцах сплюнул Жвач, стягивая Перчатку. Черная щетина на его руке потускнела, покрылась комковатой слизью.
Мы устало опустились на торчащие из грязи камни.
— Ублюдок, по-моему, решил нас просто задрочить этой работой… — сказал Бугор, извлекая из Инвентаря жареную ящерку.
— Мне легче свернуть десяток шей, чем так горбатиться…
Жвач и в самом деле хуже всех нас переносил многочасовую охоту на Нижних Тварей. Жара и духота здесь стояли адские. Мы с Бугром давно уже разделись до портков, Жвачу же в его «шубе» оставалось нам только завидовать.
Последний четыре дня слились в один сплошной поток вылавливаемых гадов. Запихал в Мешок одну, идешь за следующей. Держу пари на что угодно, это Хишимр по приказу Хайла рассчитал нам норму так, что, выполняя ее, мы буквально выбивались из сил.
— Надо что-то делать, — резюмировал Жвач. — Загнемся так ко всем чертям уже через неделю.
Что и говорить, Директор Копей оказался тонким психологом. Легко вычислил, что для нашей троицы будет самым страшным наказанием. Работа. Такие, как мы, привыкли находить обходные пути, переть наверх паровозом. И тупая работа до полного изнеможения, страшная даже не изматыванием, а психологически, стало для нас реальным наказанием.
— Гурцла говорит, надо подождать, — сказал я. — Акционеры будут не слишком довольны, когда узнают, что Хайал вместо заработка бабла занимается своими играми. Если он увидит, что нас это не сломало, то отстанет.
— Так Гурцла базарит? И ты ему веришь? По-моему, все эти говноеды одним миром мазаны! — снова сплюнул Жвач. — Не стоило вообще затевать эту разборку!
— Э-э, не помнишь из-за кого она произошла? — шикнул на него Бугор.
Какое-то время мы сидели молча.
— Пора на охоту, — наконец, сказал я.
«Тень. Тащи Тварей!»
«Да, Хозяин! Уже! Уже-ужежешечки!»
Почему-то процесс охоты доставлял Тени нескрываемое удовлетворение.
«Хозяин…» — вдруг явилась она в мое сознание, когда мы вытащили еще несколько тварей.
«Чего?»
«Этот волосатый… Он тобой недоволен. Очень. Я вижу по его отражению».
Я сплюнул тягучую слюну. Чтобы это понять, не нужно было даже просматривать отражение Жвача в тонких мирах.
Мы охотились на Тварей еще четыре дня, прежде чем Хайал, как и говорил Гурцла, сделал новый ход. Вот только он оказался совсем не таким, какой он ожидал увидеть.
Утром, когда мы собирались на охоту из нашего барака (остатки былой роскоши, нынче из-за чудовищного налога, нам едва хватало средств на еду), дорогу нам внезапно заступил тощий остроухий со шрамом через полрожи. Кажется, его звали Винс. За его спиной было полдюжины надсмотрщиков.
— Ты и ты, — он указал длинным изящным пальчиком на Жвача и Бугра. — За мной.
— Куда это ты их забираешь, — сказал я, придержав Жвача за локоть. Рез же и так не двинулся с места.
— Тебе мало проблем? — растянул губы в кривой улыбке остроухий. — Сказано, идут со мной, значит идут.
В его руке вдруг появился меч. Но это не произвело на меня никакого впечатления.
— А у тебя есть лишние смерти? Последний, кто мне угрожал, за это сильно поплатился, — сказал я негромко. Так, что слышно было только остроухому.
Тот злобно засопел. Обернулся на своих людей, словно проверяя, на месте ли они, но потом решил не обострять.
— Приказ Хайала. Доставить только твоих братков. Но не тебя.
Вот как.
— Все норм, Тео, — сказал Бугор, шагая вперед.
И они ушли.
В эти часы я сполна прочувствовал выражение: «на душе скребутся кошки». Жара и тревога за моих товарищей сглодала меня до костей. Хайал ничего не делал просто так. Уверен, именно поэтому за ними пришел не симпатизирующий мне Гурцла, а шрамированный остроухий.
Тащить тварей в одного было намного труднее. Иная реальность ни в какую не хотела расставаться со своими обитателями.
Мало того, дважды к месту моей охоты подваливала братва Гамазка. Среди них были и те, кого я замочил в пещере. Они всем своим видом показывали, что скоро мне придет конец… но никаких действий не предпринимали. Ссались. Забавно, что пристальное внимание Хайала принесло мне не только проблемы, но и пользу, предоставив иммунитет от всяких шавок.
Впрочем, это было слабое утешение.
Вечером, когда я стоял, прислонившись к бараку в ожидании выпарки сегодняшнего улова, рядом вдруг возникла высокая тень.
— Нельзя так расслабляться, земеля, — сказал с ухмылкой Гурцла.
Но я лишь поморщился. Тяжелая работа на жаре забрала все силы. Хотелось упасть на топчан и спать трое суток кряду. Но Гурцла не заявился бы просто так.
— Судьба усадила тебя у параши, братан, — сказал он со вздохом и вдруг протянул мне закупоренную бутылку.
Я сбил пробку и основательно приложился к пойлу.
Б-р-р-р. Оно оказалось на редкость забористым. Я вернул бутылку Гурцле и он тоже основательно приложился к горлышку.
— Что там с Бугром и Жвачем? Не слыхал?
— Не. Но будь уверен, Хайал будет их ломать, чтобы сломать тебя. Это его любимое занятие.
— Даже несмотря на то, что он потеряет в деньгах?
— Что деньги? — невесело усмехнулся Гурцла. — Деньги пыль. Мы все заперты в этом проклятом месте. И Хайал тоже. Стравливать людей, втаптывать их в грязь или доставать из них самое низменное, что в них есть — его любимое развлечение. Среди тех, кто на него работает, нет никого, кто бы не переступил через себя, ради возвышения.
— И даже ты?
Вместо ответа Гурцла сплюнул и, махнув рукой, оставил меня наедине с бутылкой.
— Здарова, Тео.
Грубый голос Жвача вырвал меня из сна.
А-а-а-а!
На краткий миг я вдруг окунулся в кипящую ванну боли. Все иные чувства испарились, оставив наедине с безграничным истязанием. Это было сродни вспышке. Едва ли секунды. Но для меня эти секунды длились куда дольше.