— У нас есть несколько правил для новеньких… — прогудел рез, встав напротив. Вблизи он казался еще монументальнее. Настоящая гора мышц. Его прихвостни встали позади. Их глаза горели нетерпением увидеть нехитрое развлечение. Они не сомневались в своем превосходстве в силах. Но я чувствовал, что мне, как и Бугру просто необходима была хорошая драка.
Пусть даже нас в ней основательно помнут.
К этому времени последствия парализующей магии уже практически выветрились из моего тела.
— … И первое из них… — начал, было, главарь, но я не стал слушать убдюдка.
Что-что, а вот то, что первым на него руку подниму я, он точно не ожидал!
С резким «хеком» я со всей дури, с размаху, зарядил гондону ногой по яйцам!
Удар получился просто на загляденье!
— Мочи казлов! — взревел я раненым медведем и, не останавливаясь ни на секунду, прыгнул на гориллоподобного хрена, у которого от такой наглость просто отвисла челюсть.
. Он был выше меня на полголовы, и удар пришелся ему прямо в челюсть. Лоб обожгла резкая боль, похоже, я глубоко рассек кожу его зубами. Часть из которых с легким стуком разлетелась по доскам барака.
Тут же позади раздались смачные удары. Бугор вступил в дело.
Бам! Бам! Бам!
Уверен, там было на что посмотреть, но мне нельзя было терять ни секунды.
Получив свое, волосатый хрен тоненько взвизгнул, рефлекторно схватившись лапами за морду, и я прописал по яйцам и ему тоже!
Но на этом везение закончилось.
Длинный и гибкий остроухий возник справа и обрушил на меня удары тонкой и длинной дубинки. Я кое-как отмахнулся от них рукой, что было плохой идеей. Предплечье мигом отнялось. Гондон знал куда бить!
Я отступил на шаг, другой, но тут же получил несколько ударов от еще одного мордоворота. Остроухий осклабился, весело выкрикнул: «Как тебе такое, падла?», взвился под невысокий потолок, намереваясь вложиться в удар палкой всем своим весом… и на лету был сметен Бугром!
Тяжелая туша буквально впечатала остроухого в стенку барака! Думаю, он отключился уже после этого, но Бугру показалось мало, и он врезал гондону еще пару раз коленом. Раздался влажный хруст, его левая рука повисла на мышцах. Из плеча торчала белоснежная кость.
Рез еще раз пнул обездвиженное тело и медленно повернулся к моему противнику. Оказалось, что это был последний.
— А ну стоять всем!
Рев Геба расколол полумрак. Мои ноги подкосились, я рухнул на грязную солому, грудь заполонила вязкая комковатая масса. Казалось, воздух вмиг обратился в тесто.
Сраная магия!
— Не успели зайти, как уже нашли себе друзей, гы-гы… — хохотнул Геб, обходя наши скрючившиеся, судорожно хватающие воздух, тушки.
Бац!
Хлыст звонко взрезал воздух и обрушился на спину. Страшная боль пронзила все мое существо. Хлыст резал не только кожу, но и нутро, рассекая сознание и подсознание, ввергая его в наполненный болью хаос.
Бац! Бац! Бац!
Подобной же экзекуции подверглись и остальные участники драки. Геб не делил их на правых и виноватых. Остановился он только у переломано остроухого.
— А вот это плохо… Хозяева не любят, когда кто-то калечит их рабов… кроме них самих, ха-ха-ха… Кто это сделал? — спросил он и не успел затихнуть звук его голоса, как два десятка пальцев указали на Бугра.
— Он, Геб!
— Это был чертов рез, Геб!
— Это он его поломал!
Чувство спертости в груди стало потихоньку отпускать, и я сумел сесть на полу.
Твою мать. Никакой солидарности. Сборище крыс.
— Нехорошо, здоровяк, нехорошо… Чувствую, намучаюсь я с тобой. Но ничего, и не таких обламывал, ха-ха…
Бац! Бац! Бац!
О, ублюдок умел обращаться с хлыстом. Каждый взмах оставлял едва видимый фиолетовый контур в воздухе. Тело Бугра рефлекторно дергалось, но сам он не издал ни звука. Шикарная бархатная рубаха, в которую он был облачен, после трех ударов превратилась в перемешанные с кровью и мясом лохмотья.
Геб еще раз усмехнулся, подошел к переломанному остроухому и, схватив его за лодыжку, как куль с тряпьем вытащил его из барака.
Я медленно поднялся и встал над телом Бугра, готовый к новой схватке. Но местные вдруг потеряли к нам всякий интерес. Заправила так же с трудом поднялся и, пошатываясь, уполз в свой угол. Остальные расползлись по нарам, делая вид, будто нас и нет.
— Попали мы с тобой, Черный.
— Лежи и молчи.
Я осторожно отлепил от спины реза окровавленный кусок своей рубахи, который использовал для перевязки. В мире, где раны исцеляются парой слов, нет ни мазей, ни припарок. Да местные и не особо горели желанием помогать. Показали лишь угол, где из ржавого крана медленно сочилась струйка теплой воды.
Был поддень следующего дня. Ночь прошла в ожидании отмщения. Но вожак рабов по имени Гнулг больше не обращал на нас внимания, видимо, посчитав, что связываться со строптивцами себе дороже. На самом деле особо единения среди рабов не было. Здесь всем на всех было насрать. Не в последнюю очередь из-за воздействия Ошейников Омерта, но, думаю, и не только из-за него.
— В моем мире есть поговорка, Черный. Чем выше на дерево забирается саблезубый арг, тем сильнее он разобьется, когда охотники срубят его.
— У нас тоже есть такая поговорка.
— Не знал, что на Земле есть арги… Но да хрен с ними. Что думаешь? Какое будущее определят нам эти ублюдки?
Перед тем, как ответить, я обросил взглядом барак. Почти все его обитатели утром ушли на положенные им работы, осталось лишь два заморыша, что лежали под нарами, глядя отрешенными взглядами в стену. Как я понял, они слишком долго носили Ошейник, и он полностью сломил их волю. Странно, что Хозяева еще не избавились от них.
Не Хозяева, а сраные ублюдки! — поправил я сам себя. Магия Ошейника все чаще продавливала чужую волю в мой разум. Вначале это влияние было почти незаметным, но чем дальше, тем я все более ощущал давящую на мою волю силу.
— Выход должен быть. Это большой город. Торговцы явно здесь имеют вес. Но у тех, кто имеет вес… всегда есть враги.
— А что мы можем им предложить?
Я пожал плечами.
— Как минимум нашу ненависть.
За мной пришли под вечер. После заката Геб загнал в барак рабов, но вскоре вернулся.
— Ты, — ткнул он в меня свернутым кнутом. — Хозяева желают тебя видеть.
Отказаться от такого приглашения, я конечно, не мог.
Город укутывали сумерки. Солнце уже скрылось за верхушками домов, окрасив горизонт в кроваво-красный цвет. С улицы слышался говор на незнакомом языке. Но нынче весь мой мир ужался до барака с рабами и огороженного стеной внутреннего двора.
— Че встал, как кошка-дристнюшка? А ну пшел!
Я увернулся от пинка Геба, отчего тот едва не ткнулся носом в дверь, после чего разразился отборной бранью.
Кошка-дристнюшка… Ну и сравнение.
После почти двух дней в затхлом душном бараке, быстро холодеющий вечерний воздух показался мне морским бризом.
Но под быстро темнеющим небом мы пробыли недолго.
Внутри черная башня оказалась намного менее презентабельна, чем снаружи. Обычная постройка из кривовато положенного камня на цементе. Едва освещенный закругленный коридор привел к железной лестнице. Подгоняемый бодрым матерком Геба, я протопал на второй этаж. И только тут встретил первого живого человека. Впрочем, не особо живого. Это был Слуга. Мрачная фигура застыла около большой двустворчатой двери.
Черт подери, я и забыл, как от них несет.
И тут с Гебом произошли разительные изменения. Вместо уверенного в себе надсмотрщика, он превратился в нерешительную клушу.
— С-скажи… Скажи Хозяевам, что я привел его… — заикаясь, обратился он к Слуге.
Тот не отвечал довольно долго, то ли специально нас маринуя, то ли просто обдумывая эти слова. Потом медленно кивнул и скрылся за дверями.
Потекло томительное ожидание. Геб переминался с ноги на ногу и обильно потел. Потихоньку давящая тревога стала заползать и в мое сердце.
Наконец, Слуга вернулся и проводил нас в обширную залу. Она занимала почти весь второй этаж. Освещенная лишь одним факелом она походила на каземат. Едва я шагнул за порог, тяжелая гнетущая атмосфера упала на плечи, как стотонный пресс. Геб впихнул меня в залу и стремительно сбежал, опасаясь находиться здесь даже лишнюю минуту.